Мерцание луны проникает сквозь неплотно зашторенные окна, подсвечивая медленно оседающие в воздухе частички пыли. Рассекая комнату, мягко ложится на смятую простынь, выхватывая из темноты два силуэта. Мрачная фигура, застывшая напротив тщедушного тела, кажется обманчиво покорной. Однако, несмотря на полную смирения позу, чувствуется в ней осознанное, но скрытое превосходство, изредка проскальзывающее во взгляде, в загадочной , едва уловимой улыбке.
Темноволосая голова склоняется над маленькой ножкой в длинном чулке, пальцы ловко развязывают ленты на туфлях, аккуратно поддерживая изящную щиколотку.
- Себастьян, быстрее, - нетерпеливо шепчет Сиэль, пытаясь подавить томный вздох, когда его кожи касаются руки дворецкого.
Это пытка. Настоящая пытка. Сидеть на кровати в дождливом вечернем сумраке, разбавленном неясным светом луны, так близко, невыносимо близко к теплу, к обжигающе горячему дыханию, к этому безупречному телу, сводящему Сиэля с ума. И ощущая, как пальцы неторопливо скользят, почти лаская обнаженную кожу, пытаться сохранить невозмутимое выражение лица. Ни взглядом, ни жестом, внезапным, неосторожным стоном не выдать охватившую жажду, нестерпимое желание запустить руку в густые темные волосы склонившейся перед ним головы.
Но Себастьян! Зачем же ты меня искушаешь? Специально ли, подозревая о моих чувствах, подходишь почти вплотную и, опускаясь на колени, одариваешь таким соблазнительным взглядом? Нарочно ли медленно, словно дразня, зубами стягиваешь с руки перчатку, догадываясь, как сильно действует на меня этот жест. А если не знаешь, то почему наклоняешься ко мне так близко, практически нависая над моим пахом? Неторопливо расстегиваешь пуговицы рубашки и, будто случайно, все время касаешься моей груди.
Ну как мне оставаться спокойным и безразличным, когда ты так непринужденно задираешь мою ногу и укладываешь к себе на плечо, словно там ей и место? Подозрительно долго стягиваешь с нее чулок таким интимным, сводящим с ума движением. Нет! Это слишком!
Сиэль раздраженно толкает слугу, отпихивая от себя.
- Иди, сегодня я справлюсь сам.
Но Себастьян, этот идеальный дворецкий, этот наглый, коварный демон, лишь загадочно улыбается, продолжая ритуал раздевания. Его не останавливают неуверенные протесты юного графа. Он должен безукоризненно выполнить свою часть контракта. А Сиэль до боли прикусывает язык, пытаясь заглушить рвущийся из груди стон, когда мужчина, снимая с него шорты, неосторожно задевает вздыбленную в возбуждении плоть.
«Он знает, - думает мальчик, – конечно же, знает…однако, видимо, его это не слишком волнует…»
Оставшись наедине, в угнетающей темноте комнаты, Сиэль обхватывает колени руками и, скорчившись в позе эмбриона, долго не может уснуть. Месть почти свершилась, но в последнее время его это больше не интересует. В одно прекрасное утро ненависть, жгучая и болезненная потребность души, изжила себя, оставив горький осадок. Выдернув последнюю опору из-под его ног и помахав на прощание ручкой, она просто исчезла. Так буднично и прозаично, что Сиэль ужаснулся. И что теперь? Он продался. Он больше не принадлежал себе. И все ради коварной изменщицы, бросившей его в последний момент. А он даже не может насладиться наградой за свою утерянную душу, за безвременную, слишком раннюю смерть.
Себастьян, ты знал? Когда ты предлагал мне контракт, ты знал, что так будет? Если да – ты жесток! Чересчур жесток даже для демона!
Откинув одеяло, Сиэль подходит к окну и долго всматривается в бескрайние владения Фантомхайвов, покрытые густым туманом, таким привычным для английской глуши. Сейчас они не в Лондоне, и можно отдохнуть от бесконечных дел, уже давно ставших для него бессмысленной тратой времени. Юный граф больше не хочет быть сторожевым псом королевы. Он просто ребенок, и все же, его душа, наверное, несоизмеримо стара для этого тела. Она пережила так много, закалилась в веренице страданий, одиночества и тоски и успела одряхлеть, когда его физическая оболочка все еще продолжала развиваться.
Потому ли, что его биологический возраст не соответствует состоянию души, Сиэль в тринадцать лет испытывает странное, неестественное влечение к своему дворецкому. Или это от одиночества? А может, потому что Себастьян – единственный, кому доверяет юный граф и то только потому, что продался ему за возможность отомстить?
Сиэль запутался, устал. Он думает о том, чтобы зажечь свечу, спуститься на этаж ниже и войти в комнату, порог которой никогда не переступал. Откинув стеснение, забраться на широкую кровать с балдахином и на правах господина прижаться к пьянящему человеческому теплу. Человеческому? С каких пор Себастьян Михаэлис стал для тебя человеком? Он демон, демон, собравшийся поглотить твою душу, не забывай! Но сейчас, когда темнота, наполненная болезненными мыслями и воспоминаниями, смыкается вокруг него кольцом непроглядного мрака, начиная душить, это становиться не важно. Хочется бежать! Туда, где рассеются мороки, где не станут тревожить и бередить раны трагичные события прошлого и гнетущая определенность будущего. Скорее! Только Себастьян может ему помочь!
«Интересно, - печально размышляет юный граф, - Все ли готов для меня исполнить мой безупречный дворецкий. Быть может, такая обязанность не входит в наш контракт. Было бы забавно проверить».
И все же он никуда не идет, беспокойно ворочаясь в плену бессонницы и остывающих простыней.
А утром его идеальный дворецкий, обольстительно улыбаясь, приносит в кабинет шоколадный пирог и ставит на стол. Медленно разливает чай. Он все делает удручающе неспешно, так по-английски. Но Сиэля это почему-то раздражает и злит.
Уйди! Я не хочу есть! Я совсем не голоден!
Я не собираюсь в угоду тебе несколько часов кряду упражняться в игре на скрипке! Какой в этом толк, если я умру, не дожив до совершеннолетия! Или душа, обладающая музыкальным умением, более аппетитна и нежна на вкус?
Проклятье! Себастьян! Черта с два ты не знаешь! Теперь я вижу, тебе прекрасно все известно! Иначе ты бы не бросал на меня такие таинственные, многообещающие взгляды! Уйди! Моё постоянное искушение! Ты стоишь передо мной, такой спокойный, вытянувшийся по струнке и словно ждешь, что я прикажу тебе мной овладеть!
Ты хочешь этого, Себастьян? Потому что мне это важно…
Неожиданно слуга нагибается и оказывается соблазнительно близко, так, что перехватывает дыхание, и Сиэль неосознанно тянется ему навстречу, замерев в предвкушении. Но Себастьян лишь поправляет бант на его шее. Невозмутимый, как обычно, он словно не замечает сложившихся трубочкой губ, уже подставленных для поцелуя. От разочарования и обиды Сиэль готов разрыдаться, но вовремя вспоминает, что он – юный граф Фантомхайв – ни при каких обстоятельствах не должен терять самообладания, и поэтому лишь бросает на дворецкого сердитый взгляд и отворачивается.
***
Самое трудное и мучительное – перенести ритуал вечернего умывания так, чтобы Себастьян ничего не заподозрил. Держаться отстраненно и слегка равнодушно, позволяя дворецкому старательно натирать ему спину. Прилагать почти титанические усилия, чтобы подавить стон, когда эта мускулистая рука, скользнув вниз по груди, погружается в мутную воду. А Себастьян, словно нарочно, нависает над его плечом, опаляя кожу жарким дыханием, и прижимается так, что рубашка становиться влажной и липнет к телу. И все так невинно, как будто случайно.
Густая шапка пены скрывает нарастающее возбуждение, и можно делать вид, что ты ничего не замечающий идиот. Да, Себастьян? Как ни в чем не бывало продолжать эту нелепейшую комедию, напрочь игнорируя смущенное лицо своего господина и то, что от этих ласк у него давно и безнадежно стоит. Но скажи, Себастьян, если ты делаешь так не специально, не слишком ли часто твоя рука опускается вниз, постоянно задевая, дразня? Почему тогда твое сердце бьется так неровно и быстро, а дыхание столь прерывистое и горячее? Или мне только кажется, и все эти призрачные намеки - лишь плод моего развращенного воображения?
Сегодня ты чересчур старателен, и твоя широкая ладонь то и дело соскальзывает с губки, невзначай касаясь моего тела
- Извините, господин, - шепчешь мне на ухо таким интимным тембром, что звуки твоего голоса воспринимаются как еще один смутный намек. Твое лицо теперь напротив моего, такое обезоруживающе красивое. Кожа блестит от осевших на ней капелек влаги, красные глаза привычно сощурены и смотрят так пронзительно, так откровенно сексуально, что заставляют почти поверить во взаимность наших желаний. Рукава безупречной рубашки закатаны до локтя, демонстрируя идеальный рельеф мускул. И вся твоя поза – покорность и ожидание – сводят меня с ума. Я уже готов приказать тебе, не снимая одежды, прямо в этой намокшей и прилипшей к телу рубашке, забраться ко мне в ванну. Но я сдерживаюсь, я всегда сдерживаюсь, каких трудов мне это ни стоит. Ты невозмутимо смотришь на меня, полностью обнаженного, переступившего через бортик и теперь заливающего пол мыльной водой. Без капельки интереса, и, если быть до конца откровенным, без малейших признаков желания. Твой взгляд отрезвляет, и я смущаюсь еще больше чем минуту назад, когда твоя ладонь случайно прикоснулась к моему возбужденному члену, едва не вырвав из груди стон. Ты заворачиваешь меня в мягкое полотенце и неожиданно берешь на руки, крепко прижимая к своей груди. Это что-то новое. Я не так глуп, чтобы сопротивляться, но, увы, и не настолько наивен, чтобы питать бесплодные надежды. Я прекрасно знаю, что будет дальше. Ты пронесешь меня по длинным коридорам поместья, освещенным тревожным мерцанием свечей, и бережно уложишь в кровать, предварительно облачив в ночную сорочку. Затем, одарив на прощанье одной из своих ослепительных улыбок, тихо прикроешь за собой дверь, оставив меня в одиночестве. Наедине с горьким размышлением о том, как неосмотрительно я продал душу демону и как еще более неосторожно посмел в этого демона влюбиться. Ты дурак, Сиэль Фантомхайв!
Я уже собираюсь перевернуться на другой бок, приготовившись к мучительной битве со своей памятью, когда Себастьян неожиданно наклоняется и, нежно убирая прядь с моего лба, шепчет:
- Вы прекрасны, мой господин.
Не знаю, как так получается. Я не успеваю, а может, просто не хочу сдержаться, выдыхая: «Поцелуй меня». Просьбу, а не приказ.
Его губы, настойчивые и мягкие, тут же находят мои. Раздвигая, дразня, они действуют так умело и страстно, что вызывают сладкую дрожь и неистовое желание вжаться в это крепкое тело, больше не отпуская его от себя. Я думаю… Нет, я не могу думать… лишь смутно бояться, что еще мгновенье – и эти нежные губы отстранятся. Выдернув из пелены наслаждения, вернут меня обратно в реальность. К одиночеству, к вечной неизгладимой тоске. Но Себастьян как будто сам получает удовольствие от происходящего. Он не только не собирается останавливаться, но с каждой секундой все ближе придвигался ко мне. Теперь его ладонь бережно обхватывает мой затылок, заставляя выгибать шею, углубляя поцелуй. Себастьян притягивает меня к себе, властно сжимая в восхитительном собственническом объятии. Я слышу неистовое биение его сердца напротив своего, и мне кажется, я сейчас растаю, растекусь от жара этого тела. Стон. Не сумел сдержать. Но как, если длинный язык дворецкого требовательно раздвигает мои губы и, проскользнув в рот, принимается тщательно его обследовать, проводя по кромке зубов, сплетаясь с моим языком, нежно посасывая его и лаская.
Я ничего не могу поделать со своими руками, которые непроизвольно обвивают шею слуги в попытке притянуть еще ближе, хотя нас и так ничто больше не разделяет. Да, Себастьян! Еще! Крепче! Только не останавливайся!
Я ощущаю почти физическую боль, когда его руки внезапно разжимаются и он так ловко выворачивается из моих объятий. И накатывает пустота, такая беспросветно мрачная, что не продохнуть.
Обманулся. Наивно ждал продолжения. Надеялся на взаимность. А ты стоишь передо мной, такой спокойный и невозмутимый, словно после очередного незначительного приказа, который ты безукоризненно исполнил, еще раз доказав, что Себастьян Михаэлис – идеальный дворецкий. Не уходишь. Смотришь на меня. Пристально и вопросительно, ожидая дальнейших распоряжений. Думаешь, наверное, что сейчас развратный граф Фантомхайв, этот несносный, жалкий мальчишка, предложит тебе разделить с ним постель. И что, Себастьян? Теперь я знаю, ты согласишься. Без колебаний. Контракт есть контракт. Но стоит ли ради моей души терпеть такие неудобства?
Уходи отсюда. Убирайся, Себастьян. Мне больше не хочется. Мне противно и горько. И стыдно поднять глаза.
***
Утром приходит Лау. Как всегда без приглашения и не один. Но девушка, по обыкновению расположившаяся у него на коленях, им не мешает. Сиэлю скучно, и поэтому он даже рад этому бесцеремонному вторжению.
Они играют в карты. На улице нещадно хлещет холодный октябрьский дождь, покрывая стекла мутными разводами и искажая пейзаж за окном. На кофейном столике – поднос с чаем Эрл Грей, заботливо приготовленным услужливым дворецким семьи Фантомхайв. Сам безупречно вышколенный слуга стоит за правым плечом Сиэля, готовый тут же, без колебаний выполнить любой его приказ.
Мальчика раздражает его присутствие. Воспоминания о недавнем ночном происшествии, унижение и боль, связанные с ним, ранят гордость маленького господина, погружая в апатию и тоску. Безразличие Себастьяна, его идеальное поведение правильного слуги, и это непробиваемое выражение «все по-прежнему, ничего не случилось», заставляют Сиэля то и дело бросать ему недовольные замечания: «Чай плохо заварен! В комнате холодно! Займись, наконец, делом!»
Он вздрагивает, когда дворецкий осторожно касается его колен, укрывая их теплым шерстяным пледом. Их взгляды встречаются, и мальчику чудиться, будто в красных глазах слуги на мгновение проскальзывает насмешка и что-то очень похожее на презрение. Он резко сбрасывает покрывало на пол и отворачивается, пытаясь сдержать злые слезы. Себастьян, как ни в чем не бывало, продолжает тихо стоять у него за спиной.
Лау, не имеющий ни малейшего представления о безмолвной драме, разыгрывающийся перед ним, лукаво улыбается, пытаясь обратить на себя внимание графа чересчур фривольными замечаниями. Девушка за ненадобностью уже давно отослана на кухню. И он в своей обычной манере превозносит ум и красоту Сиэля. Постепенно его комплементы приобретают сексуальный подтекст. Принимая задумчивость мальчика за молчаливое одобрение, китаец ближе подсаживается к нему и обнимает за плечи. Поглаживает шею кончиками пальцев и, опустив тембр голоса на октаву ниже, тем самым превращая его в интимный шепот, говорит, нежно задевая губами аккуратное ушко графа:
- Сиэль, вы сегодня такой красивый. Знаете, что больше всего привлекает меня в этой стране?
- Деньги? – цинично предполагает мальчик.
- Нет, - лукаво возражает китаец. - Вы!
Он наклоняется, нарочито медленно, благородно предоставляя Сиэлю возможность вовремя отстраниться. Но, не встречая сопротивления, целует его прямо в губы, сразу проникая языком в приоткрытый рот. Злорадно улыбаясь, Сиэль притягивает его к себе, чем немало удивляет китайца. Вжимаясь в него всем телом, всячески демонстрирует, как приятны ему эти прикосновения, сопровождая объятия и поцелуи нелепым наигранным стоном.
Не то чтобы граф Фантомхайв питает к Лау какие-то нежные чувства. Однако, когда тот обращается к нему, заигрывая и дразня, а затем подсаживается непозволительно близко, Сиэль замечает, как брови дворецкого сходятся под острым углом, превращаясь в одну грозную линию. Поэтому, когда китаец наклоняется для поцелуя, Сиэль не возражает, наоборот, с радостью перенимает инициативу, исподтишка наблюдая за слугой.
Как бы Себастьян ни пытался казаться невозмутимым, у него это плохо выходит. Юный граф с торжеством отмечает нервное подергивание щек и сцепленные в напряжении пальцы, которым явно не терпеться вцепиться наглому китайцу в горло. Получая садистское удовольствие, Сиэль продолжает играть комедию, развязно забираясь к Лау на колени и принимая самую развратную позу, какую только способен придумать. Он отвечает на его страстные поцелуи, стонет, запрокинув голову, и подставляет губам обнаженную шею. И слишком откровенно демонстрирует своему слуге эту бесстыдную сцену.
- О… Сиэль, - шепчет Лау, довольно подтягивая мальчишку к себе, - Я и не догадывался, что ты такой отзывчивый…
Терпение Себастьяна почти на пределе, и, даже повернувшись к нему спиной, граф чувствует на себе его прожигающий тяжелый взгляд.
«Ну что, Себастьян? Ведь без приказа ты ничего не можешь сделать. Тебе остается только стоять, молча наблюдая за происходящим».
Поглощенный своей маленькой местью, радуясь и торжествуя, Сиэль не замечает, как китаец, уверенно пересекая границы дозволенного, начинает расстегивать пуговицы рубашки, а другой рукой настойчиво ласкает и теребит его соски.
Себастьяна почти трясет, когда он видит, что широкая ладонь Лау накрывает щуплую грудь мальчика и, скользнув вниз по животу, устремляется к ширинке. Еще чуть-чуть и она исчезнет за плотной тканью коротких шорт.
Желая подлить масла в огонь, Сиэль бесстыдно выдыхает: «Да… да…»
Но внезапный грохот, сопровождаемый звоном разбитой посуды и пронзительным металлическим лязгом, когда поднос со всей силой врезается в пол, отрывает мальчика от любовных утех, заставляя удивленно взглянуть на дворецкого. Тот невозмутимо собирает осколки и произносит самым невинным тоном:
- Извините, мой господин, ваш чай остыл, и я решил подать новый. Но, - легкая улыбка, - нечаянно споткнулся и все уронил…
Сиэль недоверчиво хмыкает. Когда это Себастьян успел превратиться в еще одного неуклюжего слугу, наподобие тех, что в изобилии обитают под крышей этого дома, систематически громя его и портя имущество? Споткнулся, как же! Ничего умнее не мог придумать!
Лау понимающе улыбается, не выпуская графа из крепких объятий.
- Может, поднимемся наверх, - предлагает он, явно забавляясь происходящим, - К тебе в спальню, Сиэль…
За один такой восхитительно ошарашенный взгляд, мальчик, не задумываясь, готов снова продать свою душу. На это раз выдержка изменяет хладнокровному Себастьяну Михаэлису, и тот, в изумлении подняв голову, с ужасом ожидает ответ господина. Ненависть, отвращение, сознание собственной беспомощности отражается на лице – и в искаженных злостью чертах проступает его истинный демонический облик. Уродливый и пугающий.
- Конечно, - тут же соглашается Сиэль, в восторге от того, как бледнеет его дворецкий. Для него это не более чем игра. И, поднимаясь по лестнице, он упорно не замечает настойчивых приставаний китайца.
Только оказавшись с ним наедине, в интимном полумраке своей спальни, он вдруг обнаруживает, что Лау уже успел забраться к нему в штаны и теперь требовательно поглаживает его член большим пальцем.
- Не-е-ет, - слабо пищит граф, лихорадочно рассуждая, как ему выбраться из сложившийся ситуации. Мужчина уже весь горит, и его возбужденная плоть недвусмысленно упирается мальчишке в бедро. Хочется позвать Себастьяна. Сиэль уверен, тот с огромным удовольствием впечатает настырного китайца в стену, а затем с наслаждением станет медленно раздирать его на куски, поочередно ампутируя то руку, то ногу. Однако Лау ни в чем не виноват, и глупо вызывать Себастьяна после того, как сам же на его глазах так долго и упорно распалял этого мужчину.
Китаец, тем временем, навязчиво подталкивает Сиэля к кровати. И тот в который раз поражается собственной тупости и легкомыслию. Воспользовавшись небольшим промедлением, когда Лау пытается стащить с себя штаны, граф бросается прочь из комнаты, кидая на ходу: «Мне нужно выйти…» - и исчезает за закрытой дверью.
Он бесшумно мерит шагами темные коридоры поместья, пытаясь расслабиться и перевести дыхание. Больше всего Сиэль боится нечаянно наткнуться на Себастьяна. А тот способен подкрадываться так незаметно, что графу то и дело приходится озираться по сторонам, вглядываясь в тревожные сгустки мрака. Он отчаянно не представляет, как выпутаться из этой нелепой ситуации, сохранив лицо и остатки пошатнувшейся гордости. Сейчас Лау, уже, наверное, полностью раздетый, вольготно развалился на его кровати, предвкушая возвращение мальчика. И стоит тому появиться на пороге, как ловкий китаец непременно найдет способ склонить его к интимной игре. А Сиэль хочет Себастьяна! И только его! А Лау он просто использовал в качестве орудия мести. А потом – чтобы с пьянящим восторгом снова и снова убеждаться в том, что для своего персонального демона он нечто большее, нежели очередная, хоть и весьма удачная, душа. Но маленькая забава неожиданно переросла в огромную проблему. И юный граф вдруг оказывается в ситуации, которую не только не знает, как разрешить самостоятельно, но и не может вызвать для этого Себастьяна.
Однако его скитания вдоль высоких, увешанных портретами стен слишком затянулись, и, не ровен час, китайцу надоест ждать и он сам отправиться на поиски мальчика. Тогда Сиэль окажется в еще более затруднительном положении, особенно если два его потенциальных любовника вдруг столкнуться друг с другом в каком-нибудь безлюдном месте.
Напомнив себе, что глава семьи Фантомхайв, должен быть сильным и не бояться проблем, он решительно распахивает дверь спальни, дабы тут же, без колебаний, сказать свое твердое «НЕТ!», но…
Сквозь тьму проступают глаза угрожающе алого цвета, как два мерцающих маяка, а на кровати, вместо развязного Лау, сидит, изящно закинув ногу на ногу, улыбающийся Себастьян. Сиэль уже готов увидеть окровавленный труп, заботливо укрытый простыней, где-нибудь в дальнем углу комнаты.
- Себас…тьян, - ошарашено шепчет мальчик, - что ты здесь делаешь? - и уже более взволнованно: - Где Лау?
- Господин Лау внезапно плохо себя почувствовал, - отвечает дворецкий, продолжая загадочно ухмыляться, - Он просил передать свои извинения, за то, что не смог вас дождаться.
- Ты лжешь! Что ты с ним сделал?!
- Мой господин, вы забыли, я никогда не лгу…- поднявшись с кровати, слуга вплотную подходит к Сиэлю и, наклонившись, поучительно говорит, – Я считаю вам еще рано заниматься подобными вещами, - голос спокойный, ровный, и все же в нем отчетливо слышится напряжение.
- Себастьян, - горько улыбается мальчик, - тебе не кажется нелепым, что я, продавший душу демону за возможность наказать своих врагов, буду вынужден умереть девственником?
- Зачем же кидаться на первого встречного, мой господин? – вкрадчиво шепчет демон, лаская кожу горячим дыханием, - Если дело только в этом, вы могли бы попросить меня.
Себастьян хотел подождать, пока граф немного подрастет, и все равно не мог удержаться от того, чтобы ненароком касаться его, обмывая или раздевая перед сном. Он слишком часто наблюдал Сиэля обнаженным, знал каждую родинку на его теле, и, пребывая в постоянном сексуальном возбуждении, все же не чувствовал себя достаточным извращенцем, чтобы спать с тринадцатилетним юнцом. Но раз мальчик сам вознамерился вступить во взрослую жизнь, да еще избрал в качестве партнера этого мерзкого Лау, демон решил, что терпел достаточно. Сиэль принадлежит ему! И только он, темный дворецкий, имеет право обучать его всем тонкостям плотских утех!
Поэтому, когда маленький господин, трогательно зардевшись, старается отвести взгляд и неуверенно шепчет: «Прошу», так тихо, что только демон может его услышать, Себастьян не заставляет себя долго ждать. Прижимает его к себе, и, накрывая дрожащие губы своими, выдыхает сквозь поцелуй: «Наконец-то!» Действительно, наконец-то! Он чувствует, что, поддаваясь соблазну, теряет над собой контроль. Что мучительная жажда, томившееся глубоко внутри, стремительно рвется наружу, и, обнимая это хрупкое тело, он отчаянно дрожит.
Влажные губы, соблазнительные и манящие, невинный взгляд из-под опущенных ресниц, румянец, покрывающий нежные щеки, – все это сводит Себастьяна с ума, и он нетерпеливо подталкивает графа к постели. То, как неловко и торопливо дворецкий расстегивает пуговицы его рубашки, совсем не походит на привычный ритуал раздевания перед сном. Пальцы не слушаются, тонкая ткань цепляется за цепочку часов. Наконец она поддается, открывая взгляду щуплую грудь. По-мальчишески гладкую, безволосую, но такую восхитительную и желанную, что Себастьян, не выдерживает, наклоняется, покрывая ее быстрыми, осторожными поцелуями. Аккуратно ласкает розовый сосок, дразнит, задевая его зубами, и теребит до тех пор, пока маленькие ладони не упираются ему в затылок, неосознанно подталкивая спустить ниже.
- Никто не смеет к вам прикасаться, - выдыхает дворецкий, поглаживая впалый живот мальчика, - Вы принадлежите мне, только мне…
И словно подтверждая эти слова, он настойчиво притягивает Сиэля к себе, вжимаясь в него всем телом. Распростертый под ним маленький граф кажется таким крошечным, уязвимым, он так не по-детски стонет и выгибается от наслаждения, что демон предостерегающе шепчет:
- Тише, мой господин, слуги могут услышать…
Но мальчику мало! Он хочет, почувствовать Себастьяна всего и потому крепко обхватывает его поясницу ногами и, подавшись вперед, неумело трется бедрами о его пах. Эти неловкие движения переполняют чашу терпения дворецкого, и тот, рыча, стаскивает с него шорты, но неожиданно замирает, любуясь маленьким членом, обрамленным редкими кустиками волос. Он осторожно касается его ладонью, заставляя Сиэля метаться в плену простыней, и начинает медленно скользит ею вверх-вниз, поглаживая головку. Довольно улыбается, наблюдая, как граф, желая подавить стон, иступлено закусывает губу и все равно, не в силах сдержаться, сладостно всхлипывает. Толкается в сжатый кулак, инстинктивно подкидывая бедра навстречу наслаждению. И загнанно, едва справляясь с дыханием, шепчет: «Себастьян… Себастьян», от чего внутри у демона разливается непривычное, почти болезненное тепло.
Дворецкий подтягивает мальчика к себе, бережно поддерживая его за талию, и целует эти нежные губы, проникая языком в маленький приоткрытый рот. Ласкает его, скользит глубже во влажное горло, и, увлекаясь, не замечает, что душит графа, причиняя неудобство и боль. Тот ерзает, пытаясь высвободиться.
- Простите, господин, - нехотя отстраняется слуга. Но лишь для того, чтобы переместившись ниже, быстро и ловко заглотить его член целиком. Поскольку Сиэль все-таки еще ребенок, хоть и с удивительно развитой, уже созревшей душой, это оказывается совсем не сложно, особенно для демона. Маленький крепкий член идеально ложиться на влажный язык дворецкого, мгновенно откликаясь на умелые ласки.
Сиэль больше не может сдерживать крик. Новое, ни с чем несравнимое удовольствие пронзает его, и он, подаваясь в это глубокое, жаркое горло, неистово извивается и хрипит. Вцепившись в волосы Себастьяна, пытается протолкнуться вперед. Но демону не нужны подсказки и он, обхватив бледные бедра мальчика, жадно всасывает его гениталии – и твердый пульсирующий член, и маленькие поджатые яйца.
Неожиданно Сиэль понимает: главное преимущество их контракта – его дворецкий талантливый, непревзойденный любовник. И то, что он вытворяет своим языком, таким восхитительно шершавым и длинным, доводит его до исступления. А еще Себастьян тонко чувствует момент приближающегося оргазма, и когда удовольствие зашкаливает, стремясь достичь своего апогея, он специально останавливается, не позволяя мальчику кончить.
В очередной раз провернув эту сладкую пытку, он поднимает на графа замутненный желанием взгляд, и Сиэль с ликованием отмечает, что происходящее доставляет дворецкому, не меньшее наслаждение, чем ему. Он тянется, пытаясь обнять любовника, но тот перехватывает его запястья, вдавливая их обратно в матрас.
Себастьян неожиданно отстраняется и одним резким движением разводит его бедра, открывая взору темное сжавшееся отверстие. Задумчиво надавливает на него пальцем, ощущая, как сопротивляется проникновению тугая плоть. Слишком тесное. Сначала надо его как следует подготовить! Нельзя причинять боль маленькому господину!
Обольстительно улыбаясь, он гладит мальчика по лицу, как бы успокаивая, а затем медленно и со вкусом облизывает пальцы правой руки, обильно смачивая их слюной. Понимая, что будет дальше, Сиэль нервно дергается, но продолжает послушно лежать на месте, только губы его заметно бледнеют, а краска, наоборот, приливает к щекам.
- Все хорошо, - шепчет Себастьян, укладывая его ноги себе на плечи так, что широко разведенные ягодицы выставляют на обозрение тесное мышечное кольцо. Такое беззащитное, открытое, что дух захватывает.
Это просто мечта – беспомощно распростертый под ним голый Сиэль Фантомхайв. Сколько раз, прикасаясь к нему во время вечерних купаний, он представлял его таким: с высоко задранными ногами, смущенного и истекающего желанием. Требуются воистину демонические усилия, чтобы не кончить от одного только вида этой развратной позы, так идеально подходящей юному графу.
- Прекрати! – всхлипывает мальчик, съежившись под этим пожирающим взглядом.
- Простите, - хитро улыбается дворецкий, подразнивая тугой девственный вход.
Одной рукой он накрывает член своего господина в попытке отвлечь внимание, скрестив наслаждение с возможной болью, и тем самым облегчить вторжение. Мужчина размеренно скользит ладонью, и только когда Сиэль в блаженстве закатывает глаза и расслабленно откидывается на подушки, демон осторожно проталкивает палец в его задний проход. Мягко, но настойчиво продвигается сквозь сопротивляющийся сфинктер и почти стонет, представляя, как будет входить в эту тесную, сжимающуюся глубину.
Его возбужденный член горит и уже раздирает ширинку так, что Себастьяну не остается ничего другого, как, приспустив штаны, высвободить его из оков белья. Но раздеваться полностью он не намерен. Его заводит контраст бледной кожи господина и грубой ткани униформы слуги. Он едва сдерживается, чтобы не овладеть Сиэлем прямо сейчас, отбросив все церемонии. Но даже один палец входит с таким трудом, что заменить его членом пока не возможно.
Дворецкий специально замедляет темп, не давая мальчику кончить раньше времени. Двигаясь сосредоточенно и неспешно, он постепенно подготавливает его к тому, чтобы принять второй палец.
Сиэль всхлипывает, отчаянно цепляясь за простыню. Такой красивый под ним. Такой развратный в этой откровенной до неприличия позе, но все же по-детски невинный и трогательный, что Себастьян в который раз поражается собственной выдержке. Слизывая капельки пота, проступившие у него на лбу, покрывая раскрасневшееся от стыда и желания лицо поцелуями, он с внезапной болью осознает, что не сможет расстаться с мальчиком. Ни сейчас, ни потом. Судорожно прижимая его к себе, демон бессвязно вздыхает: «Мой, только мой…»
Он так долго ждал, слишком отчаянно хотел. Постоянно одергивал себя, напоминая, кто он и зачем прислуживает этому ребенку. Приводил в качестве аргумента его юный возраст. Без толку! Стоило только увидеть эту белоснежную кожу, ощутить под ладонями ее гладкость, как циничный, пресыщенный демон терял голову. Позволял себе быть слабым, прикасаться к нему слишком часто, подозрительно откровенно. И желать. Желать так страстно, что это начинало пугать. В конце концов, он сдался.
Пусть Сиэль физически еще ребенок, а дворецкий никогда прежде не замечал за собой подобных наклонностей, все-таки Себастьян – демон. А демоны – существа искушенные, они не должны видеть в сексе с тринадцатилетним что-то предосудительное.
Он и не видел. Ему просто не хотелось причинять боль своему маленькому господину, травмировать его… Но сейчас… дворецкий просто не мог сдержаться…
Еще чуть-чуть - и демон просто взорвется. Он больше не в силах оторвать взгляд от влажного колечка, сжимающегося вокруг его пальцев. Голодный, неистовый, Себастьян притягивает Сиэля к себе. Ближе! Еще ближе! И требовательно толкается горящей нетерпением плотью в его разработанный анус. При этом стараясь не замечать испуг, внезапно промелькнувший в огромных синих глазах.
Больше неспособный себя контролировать, он подается вперед, резко и грубо, насаживая Сиэля на свой толстый член так глубоко, как только может. Сквозь
Теперь я понимаю очень ясно, и чувствую, и вижу очень зримо; неважно, что мгновение прекрасно, а важно что оно неповторимо.
