"Стреляйте.." - ехидная усмешка, которую мне сейчас так хочется стереть с его лица.
Палец механически нажимает на курок. Выстрел. Второй. Третий. Не много ли?
"А вы нервничаете, Хозяйка..." - на губах его все еще та же улыбка, которая постепенно тает.
Он подходит ко мне ближе, и нависает надо мной, глядя сверху вниз.
"Почему твои действия так сильно отличаются от твоих мыслей? Ответь и я уйду."
Я вижу аккуратную дырочку от пули в его красном плаще, прямо напротив того места, где должно быть сердце. Почему-то мне хочется рассматривать ее подольше и не поднимать глаз. Но я все-таки вскидываю голову. По его лицу ничего нельзя прочесть. Даже глаза почти всегда глядят одинаково - со странной искоркой ярости и безумия. Почти всегда.
Я пожимаю плечами:
"С каких пор я должна перед тобой отчитываться?"
Он молчит.
Я раздраженно тянусь к пачке сигарет на столе, но он преградил мне дорогу, и дотянуться я не могу.
"Потому что любой человек не всегда должен делать то, что он говорит и думает" - наконец отвечаю я, понимая, что иначе он не отвяжется
"Ты боишься своих мыслей, они пугают тебя?" - сейчас он снова расплывется в своей коронной ухмылочке.
Я хочу сказать, чтобы он заткнулся, но сдерживаюсь.
"Ты прекрасно сам отвечаешь на свои вопросы, Алукард, можешь идти и дальше беседовать сам с собой..."
"Я не получил твоего ответа"
"А ты не заметил, что он никогда не изменится, Алукард? Мы те, кто мы есть, и ни один из нас не согласиться пожертвовать даже частичкой своей сути"
"Я знаю... Но ведь это не значит, что вам ничего не хочется изменить, Хозяйка?" - он безукоризненно вежлив, но я хорошо понимаю, насколько обманчиво это впечатление.
Я возвращаю ему улыбку.
"Тебе пора на задание, Алукард."
"Пора, Хозяйка" - его взгляд становится пустым, как у фарфоровой куклы, в голосе нотки разочарования и... что-то еще, чего я не могу понять...
Он растворяется в вечернем сумраке, а я механически нашариваю сигареты.
"Никогда не смей читать мои мысли, Алукард...", - говорю я сквозь зубы, понимая, что он уже не может меня слышать, - "Особено, если они касаются тебя..."

Да,- прерывисто дышала сэр Хеллсинг, лёжа в постели. -Да, милый. Да, милый мой. Да! Алукард!- сладострастно шептала Интегра.
Алукард же стоял у шкафа в комнате хозяйки и был приятно удивлён. Он снял шляпу и плащ и подошел к кровати. Луна из окошка освещала её. Шелковое бельё переливалось и невероятно возбуждало вампира. Волосы его хозяйки спутались и прикрывали лицо.
-Давай же!- уже почти требовала она.
Носферату постепенно терял самообладание и все ближе был к тому, чтобы подчиниться.
-Алукард!- выкрикнула леди Интегра.
Он сел на кровать и медленно провел рукой от плеча до бедра Масты. Какое теплое тело! Какая нежная кожа! Он коснулся губами её пупка.
-Да!- наслаждалась глава организации Хеллсинг. Она даже выгнулась навстречу его поцелуям. А он стал подниматься выше, лаская её талию, живот, грудь...
Интегра томно стонала, запустив пальцы в шевелюру Алукарда. Он же, страстно поцеловав её в шею (клянусь, он даже не думал прокусить её!), аккуратно отодвинул пряди волос с её лица и поцеловал хозяйку в губы со всей любовью, которую смог отрыть в себе. Потом он (затуманенными от предвкушения наслаждения глазами) поднял на неё взор и увидел, что... что... Что?... Что?!
ЧТО ОНА СПИТ!!!
"Это ей снилось???!!!"- чуть не расплакался Алу.

Утром за завтраком Интегра пребывала в прекрасном настроении. Она даже сказала Волтеру, что у него рубашка как никогда белая.
В столовую вошел Алукард: под глазами мешки, волосы неаккуратно забраны за шиворот, шляпа покосилась. Маста смущенно отвела глаза и улыбнулась, вспомнив свой сон (как же хотелось претворить его в жизнь!). Вампир разочарованно посмотрел на хозяйку и, не удержавшись, прочёл её мысли.
"Интересно, такое ли у него тело? Но клянусь, я будто реально чувствовала его прикосновения. Ах..."- она вздохнула.
Граф сел напротив и уставился прямо на хозяйку.
-Что такое?- все еще улыбаясь, спросила она его
-Выспалась?- мрачно съязвил Алу.
-Да, спасибо.
"За что?- подумал он,- За вопрос или за сон?"
-А почему ты не спишь?
-Не могу никак уснуть,- он налил в большую кружку крови и сделал глоток.
-Напряженная ночь была?
-Да...
"Ах, если бы ты знал!..."
"Ах, если бы ты знала!..."

-Алукард!- вампир поднял голову и огляделся. Рядом с его гробом никого не было, но голос Интегры звучал будто у самого уха...
-Алукард!- повторила она. Король мертвых понял, что сэр Хеллсинг в своей спальне. А за окном была глубокая ночь...
"Может... она хочет признаться?- с надеждой думал вампир- Может она хочет попросить меня об этом?"
Он поспешно оделся и взял Кассул, чтобы сделать вид, что он ужасно занят, но ради нее готов бросить любого врага, а потом реализовался в спальне Масты.
Но она снова спала.
От негодования Алукард даже выронил пистолет. От глухого звука удара Интегра проснулась и шокировано посмотрела на слугу.
-Алукард? Что ты здесь делаешь?- она нашарила на тумбочке очки.- Зачем...
-Я слышал как вы меня позвали,- каменным тоном проговорил граф.
-Нет. Ты ослышался.
-Маста, вы точно звали меня во сне,- утверждал он. Интегра опустила глаза. Она понимала как, это случилось.
-Ладно. Иди спать.
Он нагнулся за Кассулом и растворился в ночной темноте.
"Зачем я его отпустила!"
Этой ночью ей снился тот же сон...

Была седьмая ночь с тех пор, как сэр Хеллсинг последний (аж 5ый!) раз звала во сне темного лорда и каждый раз ей снился один и то же сон...
И в эту ночь Алукард чуть только проснулся сразу оделся и... задумался.
Почему она зовет меня? Хотя, нет. Зовет она меня во сне, когда я снюсь ей. Почему я снюсь ей? И в таком... И так часто?... сны - это ведь отражение тайных желаний. Что же получается? Больше всего она хочет... Алукарда? И конечно боится в этом признаться.
Вампир вспомнил то чувство наслаждения, которое он испытывал, целуя Масту. Вспомнил как она прекрасна - с растрепанными волосами, в одной ночнушке... вообще-то и он очень даже не против исполнить это ее желание...
На самом деле он этого не хотел. Он этого жаждал! И не первый год!
"Сегодня проведу ночь у ее кровати, посмотрю ее сны,"- решил он и направился в спальню Интегры.
Она же безмятежно спала в своем кабинете и это было второе место, которое посети Алукард в поисках своей хозяйки. Положив голову на руки, она мило посапывала. Экран компьютера светился синим неоновым светом.
Ей снился рай. Снился ее дом, ее семья (если так можно назвать обитателей замка Хеллсингов), ее работа. И это был ее рай.
"она наверно очень счастлива, живя в этом раю..."- думал Алукард, беря ее на руки и переносясь в спальню.
Он аккуратно положил ее на постель и задумался.
Вроде как по приличию она должна спать в ночнушке, а не в рабочем костюме. Значит надо ее переодеть.
Его руки потянулись к верхней пуговице ее пиджака.
А вдруг она проснется? Что она подумает, увидев, что он перенес ее в спальню, положил на кровать и раздевает?!!! Если она не убьет его, то это только спросони. Пусть сама переодевается. (Если бы вы знали, как он хотел сам снять, нет, сорвать с нее одежду и исцеловать ее тело! Как он хотел дать себе волю и предаться плотским наслаждениям!!!)
-Леди Интегра,- позвал он ее из сна, слегка теребя за плечо. Через некоторое время она проснулась и была шокирована.
-Что ты здесь делаешь?!- она приподнялась на локтях и уставилась на графа.
-ты уснула в своем кабинете, а я тебя перенес. Переоденься и ложись,- по мнению сэра Хеллсинг он как-то странно на нее смотрел.
-Тогда выйди из комнаты,- он не шелохнулся (ноги не слушались его).- Ладно. Тогда отвернись и не подглядывай,- он отвернулся. Как жаль ему было, что рядом не лежало зеркальце!
Зашуршало покрывало и Алукард обернулся. Интегра лежала посреди кровати и смотрела на него. Одеяло менее прикрывало ее, чем облегало. Все ее тело проглядывалось под ним, ее бедра, ее ноги, ее грудь, все. Внутри короля мертвых просыпался мужчина.
-Ты чего-то хотел?- поинтересовалась Интегра.
-Ты очень часто зовешь меня во сне... Я волнуюсь... Тебе снятся кошмары? Ты зовешь меня на помощь? Чем я могу помочь?
"Признайся же, признайся чего ты хочешь! Я твой слуга, я исполню все, что ты попросишь!"- мысленно умолял темный лорд.
"Как же я тебе скажу? Да! Мне нужна твоя помощь! Почему бы тебе не прочесть мои мысли?! Сделай так, как я умоляю!"- она не подозревала, что он и так читает ее мысли.

-Нет, Алукард, все в порядке.
-Ты уверена?
-Да. Иди. Спокойной ночи.
-Спокойной,- он вышел и закрыл за собой дверь и тут же услышал ее всхлипывания. Она плакала.
"Я слабая! Я не смогу тебе сказать! Я никогда не смогу тебе признаться!!!"
-Не плачь!- он вернулся и сел рядом с ней.- Я все-таки должен тебе помочь.
Интегра кивнула и разрыдалась еще больше. Алу посадил ее к себе на колени и обнял, как в детстве.
"Скажи! Скажи сейчас! Это самый подходящий момент!"
"О, милый! Как же мне избавиться от этого, но как же я хочу этого!!!"
"Говори же!!!"
-Ты мне не сможешь помочь,- он умер второй раз в своей жизни.- Мне стыдно, но наверно мне нужен психиатр...
"Господи! Насколько же вы, женщины, глупы! Тебе нужен не психиатр, а Я!!!"
-Я порошу Волтера. Он найдет. Все будет хорошо...
"...Но только не мне! Боже, зачем ты так соблазнительна!!!?..."
-Да,- прошептала она.- Извини, Алукард. Я разнервничалась. Иди. Я усну.
-Нет. Я буду рядом, если что.
"Я помогу тебе лучше всякого психиатра!"
-Нет-нет. Все будет нормально. Мне сегодня не приснится кошмар.
"О, как бы я хотела, чтобы он хоть приснился!!!"
-Тогда спи, он поцеловал ее в лоб и уложил в кровать.

Алукард стоял в темном углу кабинета и слушал разговор его хозяйки и приехавшего психиатра.
-А что за сон вам снится?
-Я не скажу, это очень личное... вы можете помочь мне от этого избавиться?
-Ну... Я не уверен, что смогу. Сны - это, знаете ли, очень тонкая материя... Знаете... Иногда от кошмара можно избавиться, создав такую ситуацию в жизни, если это возможно, и поборов свой страх...
Вот оно! Это было именно то, что так хотел услышать Алукард и то, чего так боялась Интегра.
Алу незаметно исчез.

В тот же вечер он проснулся пораньше, чтоб проводить ко сну свою хозяйку.
-Что сказал врач?- поинтересовался он, спускаясь вместе с Хеллсинг по лестнице. Она заметно погрустнела и тихим голосом ответила.
-Он сказал, что надо сделать этот сон реальностью и он перестанет мучить меня. Но это невозможно.
-Маста, я могу сделать все, что угодно. Я могу сделать его реальностью?
"ДА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!"
-Нет.
"Зачем она так говорит? Как будто специально хочет подтолкнуть меня к этому!"
Они вошли в спальню. Граф сел на кровать и снял шляпу.
-Мне отвернуться?
-Нет, я не прямо сейчас ложусь. В общем, можешь идти.
Наступила пауза. Они оба сидели по разные стороны кровати и думали об одном и том же, но оба не решались сказать...
-Я должен вам помочь. Расскажите мне свой сон.
-Алукард...- мягко произнесла она, смотря в одну точку.- Алукард, я бы с радостью, но не могу.
Он обошел кровать и сел подле леди.
-Почему?
-Это слишком нереально.
Оба вздохнули.
-Ты должна пережить это,- он повернул ее лицо на себя.- Тебе нужен покой. Ты слишком устала, чтобы по ночам видеть ТАКИЕ сны!
-Какие?- в ней зародилась крамольная мысль "а не знает ли он?". Он же запнулся, подыскивая нужные слова.
-Так какие?
-Те, что мучают тебя!- нашелся он.
-Алукард,- Интегра пристально посмотрела на слугу.- Ты читал мои мысли?
-Только чуть-чуть...- он потупил взгляд.
-Ты ведь знаешь, что за сны мне снятся?
-Нет!
-Знаешь...- утверждала она.
-Клянусь, я только догадываюсь!
-И до чего же ты догадался?
Алу сел поудобнее и перевел дыхание.
-Ну, мне кажется, что это связано со мной... Я уверен в этом. И еще я знаю, что ты ХОЧЕШЬ, чтоб я помог тебе. Только скажи, я все сделаю.
Она медленно встала, но не отошла.
-Что еще тебе известно?
"Улыбнись. Я хочу чтобы ты улыбался. Чтобы ты целовал меня. Хочу..."
-Все,- он очаровательно улыбнулся, так, как она и просила.
Интегра разозлилась, но только внешне. Внутри ей было обидно, что он не сказал ей раньше, что все знает, что он мучил ее.
-Я же приказывала тебе не делать этого!- она замахнулась чтобы дать ему пощечину, но он успел ее схватить за руку. Потом он тоже встал. Теперь он был выше нее, сильнее.
-Пусти!- она пыталась вырвать руку, но Алукард крепко ее держал.- Да пусти же!- она дернула сильнее, но в результате покачнулась и, потеряв равновесие, упала на кровать (не без его помощи, конечно). Но Интегра тут же попыталась встать.
-Успокойся!- он прижал ее руки к постели.
-Идиот, что ты делаешь!!!???
-Не кричи, а то кто-нибудь придет!
Но сэр Хеллсинг никогда не сдавалась. Она упорно кряхтела и крутилась, пытаясь вырваться из цепкой хватки графа. А потом как можно громче завизжала, но ее никто не слышал. Алукард нагнулся и поцеловал ее в губы.
"Если ты и сейчас читаешь мои мысли, подлый кретин, то знай, что мне понравилось!"
Он улыбнулся.
-Знаю,- и стал целовать ее шею, глаза, снова губы.
Но Интегра вдруг почему-то отпихнула его. В совершенном недоумении, он попытался прочесть ее мысли, но ничего не понял.
-Что случилось?- казалось, он сейчас расплачется, как ребенок, у которого отняли игрушку, которой так долго дразнили.
-Как ты мог?- она встала прямо перед ним и взяла дело в свои руки. Ее рука скользнула по его груди и плащ был на полу.
"Совсем как в моем сне..."- с наслаждением думала сэр Хеллсинг.
Все было действительно как во сне...

P.S.
-К тебе можно?- деликатно постучалась в дверь Интегра и, не дождавшись ответа, вошла. Алукард обернулся, улыбнулся и продолжил возиться с лампой.
-Позволь мне,- она взяла спички и зажгла свет.- Мне сегодня снова не спится,- протянула сэр Хеллсинг, снимая с Алукарда шляпу.- Может мне холодно?
-Хочешь, я тебя согрею?
Она обняла его.
-Да...- прошептала и поманила к гробу.- Да, милый мой! Да, Алукард!!!
...
(И жили они долго и счастливо...)

Наступила ночь и накрыла собой все вокруг. Снова полнолуние было в этот день.

Молодой человек стоял возле окна в большущем кабинете, заложив руки за спину, сцепив пальцы, и неотрывно глядя на громадный диск луны. Этого человека можно было спокойно принять за мужчину, судя по строгому болотному костюму, белым перчаткам на руках, и синему галстуку, скрепленному у горла золотым крестом.

Но это был не мужчина. И не молодой юноша.

Это была девушка.

Её длинные белые волосы спадали ниже плеч, достигая поясницы, а темно-синие глаза холодно поблескивали из-под прозрачных очков в золотой оправе.

В двери тихонечко постучали. А затем внутрь вошел мужчина, одетый, как дворецкий, с моноклем на левом глазу. Он учтиво поклонился, хоть девушка и не поворачивалась к нему лицом, и вежливо осведомился:

– Не желает ли её милость отужинать?

– Благодарю, нет, – спокойно ответила девушка низким, холодным голосом. – Можешь отдыхать, Уолтер.

– Спокойной ночи, миледи, – поклонился дворецкий.

– Спокойной ночи, – кивнула головой девушка, по-прежнему не поворачиваясь к нему лицом.

Дверь за Уолтером закрылась, и кабинет погрузился в тишину. Леди находилась здесь в полном одиночестве. Кроме неё тут никого не было.

Ну, почти...

Никого – не значит ничего.

– Долго ты здесь? – спросила леди, усаживаясь в свое кресло за рабочим столом.

Из стены возникла фигура в красном длинном плаще и сером костюме. На мужчине была красная широкополая шляпа, и красные очки. А на руках белоснежные перчатки, со знаками пентаграммы на них.

– Не очень, – с ухмылкой ответил мужчина. – Пришлось повозиться на очередном задании.

Девушка подняла на него глаза. Он приблизился к её столу и взглянул в две темно-синие бездны её глаз.

– Почему ты здесь, одна, принцесса Интеграл Ван Хеллсинг? – спросил он. – Не замечал раньше за тобой тяги к ночному бодрствованию.

– Ты ведь не понимаешь людей, да, Алукард? – спросила Интеграл, глядя на него в упор.

Алукард улыбнулся, обнажив белоснежные зубы с двумя клыками по бокам. Его улыбка больше всего напоминала оскал, и любой другой человек в ужасе убежал бы подальше от такого зрелища, но принцесса Интеграл, или просто Интегра, уже привыкла к такому.

Она не боялась этого существа. Потому что он служил ей.

– Вы, люди, довольно странные, загадочные, но ужасно глупые и наивные создания, – с ухмылкой сказал Алукард. – Я действительно иногда не понимаю вас, да и не хочу понять. Я знаю два света – тот и этот. Мне не нужно понимать людей.

– Я и забыла... – вздохнула Интеграл, опуская голову. – Ты ведь вампир.

– Спокойной ночи, принцесса Интеграл Ван Хеллсинг, – рассмеялся Алукард, весьма жутким голосом. – Надеюсь, тебе приснятся прекрасные сны.

А затем он исчез.

Интегра подняла голову, и посмотрела на то место, где он только что стоял.

Алукард. Вампир. Существо, служащее организации «Хеллсинг». Существо, служащее принцессе Интеграл, дочери одного из Хеллсингов.

Как давно это было.

Её первая встреча с этим существом.

Её дядя целился в неё из пистолета, всеми силами желая убить наследницу рода Хеллсингов. Она резко рванула на себя ручку двери, к которой прижималась. Двери, на которой кровью был нарисован знак гексаграммы.

За этой дверью хранилось Нечто, что принадлежало её отцу. А теперь принадлежит ей.

Вампир.

Её дядя ранил девочку в плечо, и кровь брызнула на холодный каменный пол. Интегра упала, повернула голову и приготовилась к своей смерти, но фигура, прикованная цепями к дальней стене, вдруг ожила.

Она начала пить кровь девочки. А потом это существо убило всех, кто пытался причинить вред Интегре.

– Как мне называть тебя? – дрожа от страха, но решительно глядя на жуткого человека в кожаном облегающем костюме, спросила девочка.

– Алукард, – с усмешкой ответил мужчина, закрывая хрупкую, но смелую девочку своим сильным телом от врагов.

– Моё имя Интеграл, – сказала девочка. – Я дочь Хеллсинга.

– Ты похожа на него, – улыбнулся Алукард, а потом склонился в почтительном поклоне. – Приказывай, госпожа. Я повинуюсь тебе.

С этого момента он стал её слугой. Вампир, обладающий свободой воли, обладающий своим разумом, обладающий таинственной гигантской силой. Он служит ей.

– Алукард... – прошептала Интеграл, вновь стоя у окна, и глядя на полную луну.

Сильные руки опустились ей на плечи.

– Что? – послышался знакомый голос.

– Луна сегодня особенно прекрасна, – Интегра повернулась к нему.

Алукард какое-то мгновение изучал её лицо. Принцесса протянула руку и сняла его очки. На неё смотрели два красных глаза. Эти глаза были словно из другого мира.

А затем Алукард вдруг пошевелился, и его губы расплылись в очередной улыбке. Но для Интегры она не была страшной.

Лунный свет залил собой комнату, накрывая их обоих своим сиянием.

– Да, принцесса, – прошептал Алукард. – Она сегодня особенно прекрасна.

Интеграл закрыла глаза и мягко улыбнулась, почувствовав, как сильные пальцы Алукарда мягко сжимают её плечи.

Каждый глоток воздуха – как последний. Каждый шаг вперед – как удар молотком по последнему гвоздю в крышке гроба соперника. Каждое слово – как стон страсти, так и не сорвавшийся с припухших искусанных губ.
Интегра Хеллсинг счастлива. Это видят в особняке все, от Уолтера и до последней горничной, которую «Железная леди» едва не сшибла с ног по пути к спальне.
Интегра Хеллсинг довольна. Это подчеркивается улыбками, скупыми словами похвалы в сторону тех, кто это заслужил, и многообещающими быстрыми росчерками подписей на зарплатных ведомостях.
Интегра Хеллсинг возбуждена. И этого не знает никто, кроме тела, которое уже не первый час сводит от кончиков пальцев на ногах до конвульсивной застывшей маски-улыбки на лице.
Руки сжимаются нервно, быстро – как будто на чьей-то шее. Отхлебнутый глоток чая кажется терпким, вяжущим и горьким настолько, что гортань словно царапает наждаком. Она знает, что Уолтер не мог переборщить с чайными листьями, что ее подводит собственное обострившееся восприятие, от которого прикосновения к прохладной поверхности стола уже не кажутся обыденными. Кончики длинных аристократически тонких пальцев скользят по полированному дереву, как если бы это была чья-то упругая лоснящаяся кожа. В почти зеркальной поверхности – отражающиеся искры бушующей в синих глазах страсти, нерастраченной, жаркой, сжигающей. С момента, как она вошла в кабинет, не проходит и получаса, как Уолтеру поступает короткий рубленый приказ: вынести поднос, леди не желает более трапезничать. После этого дверь мореного дуба почти грохает о стену, девушка, отложив все важные и не очень дела, стремится подальше от тягостной сегодня и привычной в любой другой день работы.
Старый дворецкий думает, что он понимает свою госпожу.
Ему кажется, что молодой разум еще слишком хрупок для подобных испытаний.
Шинигами думает, что Интегра Хеллсинг так и не привыкла к виду крови и стонам раненых.
Кумм Долленз справедливо рассуждает, что сэру Хеллсинг нужен отдых хотя бы на пару часов после тяжелой миссии.
Уолтер и не догадывается, насколько сильно его заблуждение.
Спальня приветствует Интегру полной темнотой – до рассвета ровно час, самое жаркое время, в которое оставшаяся нежить стремится урвать от всего живого и слепого в темноте еще хотя бы одну каплю крови и один смертельный укус. Время, в которое она привыкла видеть острее, чем при солнечном свете. Время, в которое от себя можно не прятаться и отгородиться от мира показной усталостью и раздражительностью, которую примут за чистую монету.
Интегре не хочется спать. Жаркие, страстные картины стоят у нее перед глазами. Она боится моргнуть – очарование увиденного ею тогда может исчезнуть. И потому жадно расширенными зрачками она захватывает все больше темноты, но не видит силуэтов, нагромождающих ее же спальню.
Интегре не хочется присесть. Ее переполняют эмоции, которые никому не перескажешь и которыми ни с кем не поделишься. Она поднимает руку на уровень глаз и все еще видит причудливым кружевом осевшие на перчатках капли крови, густой, вязкой, черной, вызывающей непонятный аппетит. Ладонь смуглая и почти тонет в темноте, поэтому нафантазировать можно что угодно. Проведя пальцем над линией жизни, леди Хеллсинг прижимается горящей щекой к прохладной коже – на секунду.
Интегра хочется взглянуть на себя. Причуда странная, почти нарциссизм, но после каждой миссии, где ей удается хоть раз нажать на курок, она становится все краше в собственных глазах. Быстрый поворот, взметнувшиеся и опавшие причудливой сеткой на плечи и грудь платиновые пряди, которые, кажется, еще чуть-чуть – и зашевелятся, и вот она встречается взглядом с самой собой.
Интегре кажется, что ее отражение хочет шагнуть ей навстречу и улыбнуться насмешливо в самое лицо, победно, так же, как и она сама, сотрясаясь от внутренней жгучей дрожи. Смуглые пальцы касаются поверхности стекла, тогда как вторая ладонь привычными уверенными движениями расстегивает пиджак по пуговице. Интегра гладит собственное лицо, заточенное в пределах небольшого квадрата из лилий и каких-то еще переплетающихся причудливо цветов. Она касается старинной тяжелой бронзовой рамы – ей кажется, что отражение хочет убежать. Леди Хеллсинг смеется. Тихо, приглушенно, низко.
- Ну здравствуй, красавица, - наедине с собой она расцветает.
После каждой битвы, после каждой смерти ее лицо светится молодостью, красотой и новой силой, влившейся в тело через кончики пальцев. Интегра любуется гладкой кожей, упругой, свежей, сияющими глазами за частоколом светлых, похожих на лучики снежинок ресниц, шеей, на которой лихорадочно, быстро, нервно колотится пульс. Собственной жизнью, что смеется ей в лицо и убеждает – смотри же, ты живее и могущественнее всех.
Интегра касается лбом прохладной поверхности стекла, разгоряченным взглядом блуждая по собственной часто вздымающейся груди. Пряжка ремня звякает о пол, смуглые аккуратные ступни легко перешагивают скомкавшуюся черную ткань, когда Интегра отходит на шаг назад, а потом и еще на один – в такие моменты она хочет видеть себя целиком, и это тоже похоже на нарциссизм.
Интегра кружится на месте. Плавно, грациозно, по канонам, привитым еще в детстве на уроках танцев. В одной рубашке и белье она похожа на прекрасный призрак, выплывший из стен мрачной спальни. Она останавливается и смотрит на себя снова – протяжно, томно, как если бы соблазняла собственное отражение. И наслаждается тем, как пальцы смуглой девушки в плену тяжелой рамы дразняще порхают от пуговицы к пуговице на рубашке, ловко отбрасывают в сторону синюю змейку галстука и касаются шеи рядом с голубой жилкой, несущей ее жизнь. Секундой позже на постель отлетает кружево лифа, и девушка остается почти нагой.
Интегра лихорадочно облизывает губы. На несколько секунд ей кажется, что она никогда не видела никого прекраснее и готова пойти на что угодно, лишь бы иметь возможность созерцать девушку перед собой вечность. Ей хочется коснуться гладкой кожи, чуть тронутой светлыми волосками на животе и трогательно – на предплечьях. Но вместо того, чтобы оставить жаркий влажный поцелуй на глади стекла, она расширившимися глазами жадно пожирает знакомую и незнакомую одновременно девушку, ласкающую грудь.
Она сжимает соски между пальцами, то мягко, то совсем грубо, обводит их пальцами и щекочет, дразнит, дышит на них легко, так что от холода те сжимаются в коричневые бусинки на напрягшейся груди.
Она скользит уверенно руками по плоскому животу, играясь – по линии белья, которое секундой позже трогательно медленно и невинно скользит к полу от колен и путается в щиколотках. Под уверенными и явно привычно действующими руками смуглый животик мелко подергивается, девушка шипит тихо сквозь зубы и растягивает удовольствие, дразня саму себя, и не спеша, не торопясь, касается каждой точки, которая может даровать ей еще одну сладкую судорогу.
Она обольстительно улыбается. И Интегра, жадно, нервно облизываясь, смотрит, как тонкие пальцы путаются в светлых волосках, неуверенно, почти кокетливо, трепетно, той лаской, которую заслуживает любая девушка. Вверх-вниз, прикасаясь к влажному пульсирующему центру и отдергивая пальцы от него, заставляя Интегру стонать от неудовлетворения почти злобно, сквозь зубы. Круги и восьмерки, поглаживания и пощипывания, всей ладонью и каждым пальцем по отдельности. Девушка в зеркале подносит указательный палец к губам и неторопливо скользит по нему языком, прикрыв глаза от удовольствия. Чтобы секундой спустя округлить губы в томном «ох» и закатить глаза.
Медленный размеренный ритм, старый, как сама вселенная – под удары сердца. Ласковые мягкие движения, чуть прикрытые под напором нахлынувших эмоций глаза. Жадный взгляд на саму себя. Бесстыдство, почти пошлость и возбуждение, растущее от одного осторожного толчка к другому. Капли пота на лбу и бисерной россыпью – на теле, скатывающиеся от шеи к ключицам в очаровательную ямку над грудиной и ниже, к аккуратной раковинке пупка. Сбивающееся дыхание, скользкие пальцы, подрагивающие колени, а за веками – картинки сегодняшних событий. Яркие настолько, что, войдя в одну из них, можно почувствовать все запахи и вкусы.
Интегра закусывает губу и окончательно теряет чувство реальности, ощущая только ставший бешеным темп пониже живота и буханье крови в висках.
Интегра запрокидывает голову и выгибается, каким-то чудом еще балансируя на ногах. Она и не замечает, что начинает заваливаться назад. Она не понимает, что в последний момент ее что-то мягко ловит и почти насильно ставит твердо на ноги.

Интегре сперва кажется, что в комнате потянуло сырым сквозняком, коснувшимся спины и ягодиц. К своему счастью, поглощенная собой, она не видит, как темным влажным покрывалом, скользнув темным шлейфом с потолка, по ее спине движется тень, которую легко увидеть даже в темноте, заволакивающей спальню.
Медленно, опутывая, надежно удерживая, тонкой змейкой черная полоска скользит по ритмично дергающемуся предплечью, надежно сплетаясь с пальцами. Тяжело дышащей и все еще сжимающей между указательным и средним пальцем сосок Интегре кажется, что это временная судорога. Она теряет тот момент, когда запястье, не подчиняющееся более хозяйке тела, мягко отводится вверх и в сторону.
Когда Интегра понимает произошедшее, становится слишком поздно, но даже тогда она не успевает среагировать. Завороженно леди Хеллсинг смотрит, как вторая тень, подобно виноградной лозе, свесившейся с потолка, уже обвила второе запястья и насильно задрала его к потолку так, что балансировать приходится почти на цыпочках. Не проходит и секунды, как змеи, соткавшиеся из тьмы, опутывают щиколотки, лишив Интегру опоры. Шарм самолюбования спадает в один момент, в плену зеркала и живой тени теперь не незнакомка, а ее перепуганное и ошарашенное лицо.
- Хозяйка и слуга – суть стороны одной медали, - он встает из кресла за ее спиной.
Алукард не отражается в зеркалах. Его более всего забавил и возбуждал тот факт, что беззащитная повернувшаяся спиной к собственному слуге Интегра делит место в клетке зеркала именно с ним, а не с кем-то еще. Вампир находился в этой комнате почти пятнадцать минут и прекрасно видел все происходившее. Запах женского вожделения, страсти и нерастраченных эмоций плотной пеленой висит в воздухе, сводя с ума и немертвого мужчину. Алукард широко улыбается.
Интегра не может оглянуться. Она не видит и не чувствует его шагов – они подобно теням стелятся над землей и неразличимы для людского уха. Лишь когда шею рядом с сонной артерией обдает холодным воздухом, она понимает, что носферату от нее не более чем в футе. Не прижимается, но и не держит дистанции. И в какой-то момент леди Хеллсинг кажется, что если она выгнется спиной назад, то ощутит одну его часть, сейчас особенно голодную.
- И как это понимать? – она действительно зла.
Стоило только понять, чьи это выходки, страх ушел на второй план перед досадой. Да разве можно бояться того, кто давно ест с твоих рук и лишь изредка проявляет строптивость?
- Мне казалось, - Интегра вздрагивает от неожиданности, когда чувствует каждой клеткой тела, которой оно коснулось, прикосновение его обжигающе холодного дыхания, - что за вами должок, госпожа.
Если такое возможно в подобной ситуации, Интегра насмешливо усмехается и дергает рукой несколько раз в тщетной попытке освободиться.
- Я тебе ничего не должна.
Смешок и искушающий шепот над самым ухом, от которого и без того лишенный прикосновений низ живота ноет с еще большей силой:
- А как же тот пир, что я устроил сегодня вашему чувству Прекрасного?
- Это твоя прямая обязанность, - отрезает Интегра, против воли следя за тем, кто стоит и насмешливо усмехается за ее спиной. И тем страшнее, тем острее тот факт, что она совсем его не видит.
- Пожалуй… нет, - обманчиво мягко произносит Алукард, любуясь распятой госпожой и усмехаясь собственной выдумке, - я обязан вас защищать, а не потакать вашим капризам, так что сейчас я вынужден пойти на менторские меры, раз уж вы столь неблагодарно ко мне относитесь.
- И какие? – она снова усмехается, неловко пытаясь извернуться из пут. – Отшлепаешь меня? Это продлится до первого же приказа, слуга, - выделяет она голосом обращение и надменно вздергивает подбородок.
- Зачем же так грубо? – голос паточный, медовый, сладкий и обволакивающий.
Алукард мягко скользит вперед, закрывая собой отражение в зеркале и насмешливо смотрит в самые глаза.
- Кое-кто, - произносит он, рассеянно осматривая тело девушки перед собой, - сейчас слишком много забавлялся с десертами, - наверное, это должно было ее смутить. Но не смутило. – А я думаю, что вы вкушаете несколько не то блюдо, - вкрадчиво произносит Алукард.
Его рука совсем близко от ее груди. Еще один глубокий вдох – белая шелковая ткань перчаток коснется ее кожи. И Интегра догадывается, что после такого прикосновения он жадно сомкнет ладонь, сдавит, стиснет ее плоть и уже не сможет отпустить. И от этой фантазии от груди к низу живота пробегает короткая холодная волна удовольствия, которую она тщетно пытается скрыть.
Алукард улыбается:
- Вы слишком долго девственны, госпожа. Позвольте мне немного вас развлечь, - он склоняется в неуместном куртуазном поклоне, невольно увлекая ее взгляд за собой. Когда он поднимает голову и горящими глазами смотрит в ее, посиневшие от страсти и неудовлетворенного желания, она уже не может отвести взгляда.
Интегре кажется, что она в центре комнаты, на каждой стене которой – множество сомкнутых и перечеркнутых швами стыков зеркал. Все они, как одно, в тяжелых рамах. Над ней, под ней, сбоку, спереди, сзади. Интегра рассеянно оборачивается. И невольно прикусывает губу.
В каждом зеркале – прекрасная незнакомка. Ее волосы отливают серебром, ее кожа пахнет апельсинами, горячим солнцем и чужой пролитой кровью, ее взгляд подобен стали, а на лице – застывшая печать силы, которая неудержимо тянет к себе.
Незнакомка стонет, извивается, гнется податливо и сопротивляется неистово, царапается, кусается и вскрикивает почти яростно, в ее движениях – все та же бурлящая сила и ярость, спрятанные в чувствительную клетку обольстительного тела. И незнакомка в этих зеркалах не одна.
Десятки фантазий, десятки ситуаций, десятки сражений на территории, на которой могут сойтись только двое – Мужчина и Женщина. И мужчина этот в зеркалах – разный, от лощеного длинноволосого аристократа до встрепанного лихорадочно блестящего глазами фанатика, шагнувшего в зеркало прямиком из Средневековья. Разные в собственных противоположностях, причудливо они складываются в картину одного мужчины – рослого брюнета с белоснежной кожей. Незнакомка принадлежит именно ему.
Раз за разом, движение за движением, стон за стоном, рык за рыком – они сдаются друг другу, разгоряченные, пылающие страстью пополам с ненавистью, отдающиеся друг другу без остатка и до конца выпивающие друг у друга чашу страсти.
Касание за касанием, поцелуй за поцелуем, сжатые до боли в суставах переплетенные пальцы, лихорадочный ритм, который выдержать могут только Чудовища и их Хозяева, привыкшие к причудам и привычкам питомцев. Душный запах пота, страсти и мускуса, которым пропитаны разрывающиеся от фантазии к фантазии простыни.
Укус за укусом, царапина за царапиной на белоснежной спине и смуглых бедрах, синяки, ссадины и засосы – только так и может быть, если с тобой в постели вампир. Почти наяву она чувствует запах крови и слышит бешеные удары крови о собственные ребра. И не только свои – пульс каждой незнакомки в отражении частит в ее сознании.
Оргазм за оргазмом, ночь за ночью, победа за поражением к новому триумфу – это лишь малая часть того, чем дразнил ее Алукард, сложив руки на груди и больше всего на свете вожделея воплотить хотя бы одну из тех фантазий, что мельтешили перед глазами судорожно ловящей воздух ртом Интегры.
Она возвращается в этот мир неожиданно, словно провалившись сквозь пол той комнаты, на зеркала которой она завороженно смотрела. И бессильно провисает в паутине теней. Чтобы секундой спустя поднять на Алукарда горящий взор.
Прочитав в ее глазах приказ, он ухмыляется. И как бы ни было сильно его желание сломать границу в три шага, разделяющую их, он демонстративно складывает руки на груди. И ухмыляется, высокомерно задрав нос.
Он слушает ее рычание и то, как она рвется из его сетей, пытаясь подойти ближе к долговязому телу. Гордость не позволит ей теперь приказать освободить ее, она хочет самолично одержать победу.
Он наслаждается ее бешенством и беспомощностью смертной в руках бессмертного. Такой сильной и такой хрупкой одновременно.
Он жадно ловит запах ее тела, неповторимый, уникальный, тот, до которого он еще не был допущен.
Он почти смеется, когда Интегра судорожно пытается свести ноги, чтобы хоть как-то снять напряжение. Вид изнывающей от томления хозяйки с запрокинутой головой и показанной шеей, с напрягшейся грудью и развратно набухшими сосками почти заставляет его сорваться с места, но он сдерживает себя. Едва-едва.
Низкий грудной стон, ногти, впившиеся в смуглые ладони, невероятно соблазнительный и зовущий изгиб. Прошел тот пик, когда она могла еще его стесняться. Призывно извивается его госпожа в сетях и всем телом, каждым его изломом, извивом и углом зовет к себе вампира, нервно прикусывающего губы. Глядя на этот экстатический почти танец, Алукард понимает, что она не выдержит.
- Не медли, иди ко мне! – это звучит почти мольбой, после которой Алукард делает первый шаг вперед. – Ну же!
Интегра разочарованно стонет, когда носферату становится перед ней на колени. В ее глазах – гнев и желание порвать на куски. В ее теле – обещание нескончаемого удовольствия. Интегра тяжело дышит и пытается изогнуться, чтобы хоть как-то коснуться носферату. И рычит, когда вновь ничего не получается.
Она не знает, как ей отдать приказ, чтобы носферату не нашел двойного дна. Она не знает, чего больше всего хочет на данный момент. Просто тело ноет и мучительно просит разрядки и близости рук, тела, которое хоть немного остудит пылающую кожу.
- Дотронься до меня, - ей кажется, что даже если он коснется ее мизинца, ей и этого будет достаточно. – Ну же! – в этих коротких словах – падение женщины к ногам мужчины. Горящие глаза и почти обещание выполнить любой приказ. Этого для Алукарда достаточно.
Когда холодные губы нежно касаются ее входа, у Интегры перехватывает дух. Когда холодный длинный язык медленно скользит по набухшим складочкам, собирая дурманящую немертвого не хуже вина влагу, она выгибается его губам навстречу и стонет неприлично громко, и думать забыв, кто она и где находится.
Пальцы конвульсивно сжимаются, бедра норовят обхватить встрепанную черноволосую голову, а взгляд против воли цепляется за зеркало, в котором нет ничего, кроме страстно изгибающейся в воздухе девушки. С трудом заставив себя перевести взгляд, Интегра видит, что покуда одна рука Алукарда ласкает ее ягодицы и медленно скользит туда же, где сводит ее с ума прохладный гибкий язык, вторая быстро, лихорадочно и несдержанно движется у него в паху. И от этого зрелища она оторваться не в силах, захлестываемая с каждой секундой все более сильными впечатлениями. Покуда сердце, колотившееся неровно не одну минуту, вдруг не замирает совсем.
Мышцы, сжатые до предела, отсутствие дыхания, расширившееся зрачки и водоворот совершенно неописуемых эмоций, наполняющих каждую клетку ее тела – это единственное, что она запомнила, прежде чем безвольно повисла в сетях из мрака, а после – обмякла в руках вампира, убравшего силки взмахом руки.
Синие глаза в красные, хозяйка капризно и устало смотрит на свое чудовище, выглядящее преглупо с расстегнутыми штанами. В ее глазах – еще один приказ. Теперь уже воплотить хоть что-то из того, что она видела в навеянных им фантазиях. Немертвый улыбается: он понимает, что теперь у него появилось хоть какое-то преимущество.
- Не сейчас, - его голос становится властным, почти приказывающим, - у нас еще будет для этого время, после новой схватки, - обещает он, дразняще касаясь ее губ новым поцелуем.
И, глядя в распахнутые сияющие синие глаза, носферату понимает, что его леди ни за что не упустит возможности устроить какую угодно битву, лишь бы получить свое вознаграждение за победу в ней.

Некоторые просто не умеют жить с переменами. Кому-то хватает мудрости взрослеть постепенно, подхватывая саму жизнь под руку и неспешно прогуливаясь с нею по узкой тропинке, зажатой где-то между прошлым и будущим, а кто-то ту же самую длань будет отталкивать с упорством недоверчивого и не раз обманутого жизнью слепого. У такого человека и перемены обычно шебутные и громкие, из маленьких вырастают быстро, урывчато, как дети из разом становящихся короткими штанов.
Жизнь Алукарда была сродни странному вальсу – он никогда не знал толком, сможет ли провести свой тур со смертью до конца. Вполне могло статься, что он налетит на иную пару, да сильно, больно, до искр из красных глаз. Так и сталкивался по жизни, скользя по воображаемому залу в одиночестве, прижав руку к животу – партнерши не доставалось никогда. Сам вел свою жизнь, сам задавал темп, все пытался думать, что в этом зале нет и быть не может других танцоров, и с упорством, достойным лучшего применения, ошибался.
- Костюм отвратителен.
У нее с самого детства все в превосходной степени. Если суп из шпината, даже если из парижского ресторана, над которым рыдал сам шеф-повар – непременно жутчайшая дрянь, если перчатки из белой лайкры – непременно прелесть, если мужчина, отвесивший хоть одну неудачную шуточку – пошляк и паяц.
- Ты не знаешь, кто убил Версачи? Я бы пожала ему руку, - пиджак простирает полы как крылья и ловко «обнимает» спинку стула.
Она бы даже если смогла, не могла бы не вертеться перед зеркалом, которым он сейчас невольно стал. И ни единого жеста тех модниц, на которых он насмотрелся еще с пятнадцатого века – та порода не меняется вовсе, только обрастает новыми прическами да костюмами, как шкурку меняет. В ее глазах, на ее лице и в ее движениях, как и всегда, как и во всем – практичность, доведенная до той самой крайности. Если морщинка на пиджаке, пятно на лацкане или след от пепла на обшлаге – это ужасно. И не в загубленной вещи дело – она такими могла бы устлать пол особняка и ноги о них вытирать. Она же дама высшего света с двумя жизнями и двумя кожами: одна родная, привычная, теплая, прокуренная, черная, увитая гербовыми пуговицами и украшенная пышным галстуком-бантом, вторая – холодная, глянцевая, как обложка модного журнала, такая же застывшая, ненатурально красивая. Ей потому и нельзя ни словом, ни жестом, ни движением брови показать, сделать или посмотреть на кого-то не так. Ту, вторую, госпожу он почти ненавидел, когда она царственно выплывала из особняка на многочисленные рауты – такая же мертвая, как и он сам. И только у первой так сладко могла колотиться кровь в венах, что немертвый начинал верить в собственную жизнь – достаточно было представить, что его истерзанная мышца может так же.
- И не только, я бы подсказала, как ему замести следы, даже прикрытие нашла бы, - может, потому, что он знал ее лучше всех на свете, он и молчал.
Она покрывалась мурашками не от холода и не от близости дышащего могильным холодом тела, а от одного взгляда бархатных подергивающихся поволокой глаз. Как застывающая кровь. Интегра теперь еще и вздрогнула.
Подобно любой неумелой и неопытной девушке, которая оказалась излишне храброй, она смущалась и отводила взгляд, самой себе больше напоминая ребенка, который называет те вещи, что попадутся ему на глаза. Увидела пиджак, снятый ее рукой – скажет о пиджаке. Если переведет взор ниже – непременно заговорит о ворсе ковра, который не стоил потраченных на него денег, если на стену – обязательно помянет отца или краски, которыми был написан его портрет. Собственное тело, в полумраке почти теряющееся на фоне мрачных стен, даже в одежде казалось ей глупым и неуклюжим, оценить ни собственную красоту, ни то почти магнетическое воздействие, что она оказала бы на любого мужчину, девушка еще не могла. Потому мялась с ноги на ногу, как не делала класса с пятого, не могла заставить себя расправить плечи и прекратить мямлить. Неловкую пустую тишину хотелось заполнять словами, быстрыми, ненужными, но хоть какими-нибудь, не должно висеть такого звенящего молчания. Или, наоборот, царственно молчать стоило бы ей?
Она смотрит в его глаза и продолжает говорить немеющим языком, за шелухой совершенно ненужных слов пытаясь спрятать то ли просьбу робкой пока еще девственницы, то ли отчаянный злобный приказ – сделать уже хоть что-то. Интегра невольно обнимает себя за локти, начиная чувствовать, что ситуация глупая, что просьба ее не была воспринята серьезно, а кое-кто просто очень долго ищет поводов отказать. На самом же деле один вампир в который раз уже налетел в своем бальном зале на такую же одинокую танцовщицу, а теперь стоял, не то ошеломленный открывшейся как-то враз красотой. Он и раньше, несомненно, видел это лицо – смазанно, полуприкрытыми глазами, в стремительном повороте или быстром шаге. Одиночество и эгоистичность обычно застилают глаза слишком плотно. Интегра, кажется, набравшая уже в легкие воздуха для чего-то вроде: «Оставим, это была моя дурацкая шутка», - снова вздрагивает, теперь уже от того, что ее ладони накрывают сверху другие. Холодные и жесткие, совсем не как у тех изнеженных аристократов, что обычно целовали ручку и кривились от ее пожатия. Такими руками можно легко удержать в узде строптивого коня, без труда управляться с тяжелым пистолетом, можно даже сворачивать шеи. Он ведь и есть само воплощение смерти, восставший из могилы. Но отчего-то ей слишком спокойно рядом с ним. Быть может, потому что леди Интегра Хеллсинг давно боялась людей, от которых только одно существо и могло ее защитить.
Он собственник – это не изменит и десять смертей. Он остался в смерти таким же, каким пять сотен лет назад объезжал храпящего и роняющего с губ клочья пены коня. Он видит ее насквозь и знает о ней все: привычку смотреть на себя в зеркало, оборачиваясь через плечо, подбрасывать расческу, которую она, в отличие от рукояти сабли, поймать не могла никогда, ее любовь к «Битлз» и о неумении петь, о первом поцелуе в шестнадцать лет с каким-то скучным рыжеватым ирландцем из соседней школы для мальчиков и о любви к маленьким шляпкам – все те мелочи, без которых она не была бы собой, которые в ее окружении не знал никто больше. И, однако, он многое упустил из внимания. И откуда отчаянная храбрость, безграничное доверие и такой доверчивый взгляд, словно вся она, со своими мелкими и страшными тайнами, такая важная фигура на доске Ее Величества, на его ладони. Захочет великий вампир – от наследницы рода не останется даже воспоминания, только пара ботинок на полу и пиджак в кресле. Он мог бы стать свободным, просто переместив руки немного выше и сжав посильнее шею, а потом короткое движение больших пальцев – она умрет быстро, даже всхлипнуть не успеет. Он многое мог бы, заставить ее корчиться в муках, например, молить о пощаде, страдать как угодно… если бы был человеком. Смерть многое заставляет пересмотреть. В том числе и взгляд на протянутую для вальса ладонь. При жизни он бы оттолкнул ее, будучи мертвым – уцепился так, что танцовщица покривилась.
Он наклоняется ниже и смотрит на нее так придирчиво, словно у нее на кончике носа пятно грязи ил вздулась огромная страшная бородавка. На самом деле немертвый делает великую глупость – он расслабляется, растворяется в синих глазах, отдавая в ее руки власть еще более великую, чем обычно. «На сегодня я твой, не упусти», - ее руки сжимаются против воли еще сильнее… и Интегра отпускает локти, вытянув руки вдоль туловища. Наверное, не зря – она ведь тоже доверяет ему больше, чем себе.
Его поцелуи как сухой лед, который она когда-то трогала в кабинете химии: кажется, еще немного – и на ладонях останутся кровавые разводы полопавшихся сосудов, столь похожие на стигматы. Он касается ее нежно, наверное, в этих нежных и очень кинематографичных движениях только она видит с трудом сдерживаемую мощь. Он хотел бы получить ее целиком – он сделает это сегодня, но постепенно, до капли выпьет все, что она предложит в ответ наполнит сосуд настолько полно, насколько позволит ему собственный эгоизм.
Шуршание одежды сливается с тихим шепотом на самых разных языках, пока немертвый говорит в сгиб между ее плечом и шеей. Отчего-то чаще всего он переходит на родной язык, вспоминая то, что мало подходит случаю, отгоняя мысль, что ему приятно не тепло обнаженной груди и не робкие поцелуи – забота и старание, которыми полны пока еще неопытные прикосновения. А кто сказал, что мертвецам не нужна ласка? Однажды она снова сделает его живым – если верить легендам родной страны, нужно не так уж много времени и много веры, которой в нем после предательства ни на грош не осталось. Лишь бы это не убило его до конца.
Они оба боятся – после ста лет полного одиночества и Алукарду непривычно ощущать кого-то рядом с собой. И не в физической близости дело, а в загнанном тихом дыхании на груди и в украдкой оставленных поцелуях на его ключицах. Наверное, она будет думать, что так и суждено, что так и должно быть. Алукард мог бы поиронизировать – терять девственность с шестисотлетним монстром, что за дикость, что за странный выбор - но слишком задыхается сам и слишком этой дикости хочет. Разве он не заслужил подобного не за десять и не за сто, а за шесть сотен лет?
Он чувствует только запах крови и укол в плечо – обычный выбор, прикусить плечо зубами, когда становится слишком больно. Он успокаивает ее не словами, которые давно стали разноязыкой монотонной колыбельной, а прикосновениями бледных губ к смуглому лбу, сжимающимися на плечах пальцами и новым движением. Спокойным, неторопливым, степенным – назад дороги нет, госпожа, вам лучше расслабиться под поглаживающими вашу поясницу ладонями и укротить дыхание.
И оба знают, что после этого рубежа – неизвестность, поворот, в который вальсирующие в лучах луны могут не вписаться, разбиться и даже возненавидеть неловкого партнера, по вине которого столкновение произошло. А может, и нет.
Губы Алукарда замирают на секунду на сонной бешено колотящейся артерии: он ведь так и не сказал госпоже, что на Истинных вампиров мало какие запреты распространяются, особенно если они сильно чего-то хотят и носят в себе славянские корни, ведь он и сам – родоначальник всего вампирского рода в Европе. Но… не то время. Тонкие бледные губы скользят к ключицам, покрывая смуглую кожу поцелуями: он еще успеет.
Как знать, может, этот вальс еще успеет стать вечным.

Я стоял у стола, рассеянно оглядывая изменившийся кабинет. Тут стало чисто и пусто, только стол у окна, камин и полки с книгами. Похоже на склоне лет Хеллсинг отдал предпочтение своеобразному аристократическому аскетизму. Что ж, много свободного места это хорошо. Артур, сидевший в кресле, лениво закурил - сигары были всё те же, какие он любил в молодости - и, сощурившись, сказал:
- Прости, что разбудили, но сам понимаешь…
- Да, ничего, - ответил я снисходительно, - я, знаешь ли, заскучал там порядком.
- Понятное дело, - Хеллсинг прервался, услышав, что кто-то открывает дверь.
Я тоже услышал звон чашек, и ожидал увидеть на пороге старого знакомого, однако в дверях стояла миловидная девушка в униформе прислуги. Она прошла к столу бодрым легким шагом и ниже, чем это нужно для разливания чая, наклонилась к хозяину. Я фыркнул от раздражения: никогда не любил такую очевидную доступность в женщинах. Меня всегда интересовало: на что они наедятся? Ну, обратят на них внимание. Ну, трахнут пару раз? И что? Женщина без цели - ещё более ужасное зрелище, чем мужчина без неё же.
- Да, подвал, естественно, в твоем полном распоряжении, скоро привезут кровь. Есть какие-нибудь вопросы? - продолжил Артур, не обратив на служанку никакого особенного внимания. Его не привлек даже гостеприимный вырез белой блузы. Надо же, изменился не только кабинет.
- Да. Где Уолтер? – Хеллсинг на несколько секунд позволил себе удивиться, потом пожал плечами.
- Не знаю. Мари, почему Уолтер сам не принес чай? – спросил он у девушки, которая довольно глупо выглядела в своей услужливой позе.
- Я вызвалась ему помочь. Старость не радость, как говорится, - она глупо хихикнула, а мне всё сразу стало ясно: Артур не был главным блюдом на сегодня. Вся прислуга уже знала о моем появлении и все они, женщины особенно, с ума сходили от любопытства. Служанка обратила на меня томно-призывный взгляд, и меня чуть не затошнило от её удушливого внимания.
- Ещё у тебя, кажется, был брат? – спеша отвлечься от жуткой девицы, задал я новый вопрос.
- Был, умер, забудь, - похоже, дело серьезное, раз Хеллсинг такой неразговорчивый. - С чего тебя так интересует ситуация в доме? Мари, ты можешь идти, - он, наконец, избавился от служанки, наверное, заметив, что она уже готова раздеться прямо здесь. Я скривился от непередаваемого чувства брезгливости, когда она пошла к двери, виляя бедрами.
- Почему же, внешняя ситуация меня тоже очень интересует. Из-за чего меня, собственно, разбудили? А, кстати, сколько лет прошло?
- Двадцать, - впервые за всё время с момента, когда меня выпустили из подвала, Хеллсинг улыбнулся, - двадцать спокойных лет, и теперь вновь объявились ваши с дворецким старые знакомые, - Артур опять помрачнел, - они, видишь ли…
- Простите, - раздался от двери вкрадчивый женский голос, - можно? – мы обернулись к вошедшей.
- А, Интегра, входи, - не простая служанка, наверное, секретарша. Я присмотрелся внимательнее: голубые глаза, длинные светлые волосы… Да, неужели?!
- Знакомься, Алукард, это моя дочь, Интегра, твоя вторая хозяйка. Интегра, это наш вампир, - она хлестнула меня взглядом своих холодных глаз не хуже, чем раскаленным прутом, и только спросила, переведя взгляд на отца:
- М-м-м, и что с ним можно делать? – «А что ты умеешь?» - так и подмывало меня спросить.
Словно угадав мои мысли, она одарила меня кривоватой усмешкой, не обещавшей ничего хорошего. «О, ну что за женщина!» – восхитился я. От неё пахло кровью, в каждом движении сквозила сила, которую не могла скрыть обманчивая плавность и… да чтоб мне провалится, она носила шпильки с металлической набойкой! Я с трудом сдержал стон, наблюдая за тем, как моя новая хозяйка подходит к отцу, стуча каблучками и легко, совсем не вульгарно, качая бедрами.
- Не знаю, что захочешь, - кажется, Хеллсинг растерялся от такого вопроса, - обычно он слушается.
- Обычно? – её брови поползли вверх.
- Эээ, да. Если хочешь, чтобы он оказался рядом, просто назови его имя. Можно тихо, можно громко. Какое у тебя дело? – резко сменил тему Артур. Тут стало ясно, что он чего-то опасается.
- Ах, да, - спохватилась она небрежно, - подпиши смету расходов, это для отчета, - девушка протянула Хеллсингу бумагу, и пока он подписывал, бросила на меня ещё один взгляд, в котором было всё: презрение, страх, желание, призыв.
- Спасибо, папа, - она развернулась и пошла к двери.
- А где же тогда твоя жена? – спросил я, и, судя по громко хлопнувшей двери и судорожному вдоху хозяина, сделал я это напрасно.

Конечно, в первый раз Интегра произвела на меня благоприятное впечатление, если можно так выразиться. В любом случае я почувствовал в ней…хозяйку. Кнут и пряник способный удержать чудовище рядом со смуглой ножкой. Но мне подумалось, что она, даже обладая всеми необходимыми задатками для чего-то большего, все-таки обычная избалованная аристократка, которая умеет правильно развлекаться в постели. Я сильно ошибся. Выросшая в мужском обществе, она сделала силу и подчинение ей не маленькой частью своей жизни, а всей своей жизнью. Это стало ясно сразу после того, как в первый же вечер меня не позвали в её спальню. Не случилось этого и на следующий день, и на следующий тоже. И откуда только эта милая девятнадцатилетняя барышня узнала о том, что самая страшная пытка - это ожидание? Она умела заставлять ждать, при этом Интегра постоянно попадалась мне на глаза и только увеличивала мучения. Она неожиданно появлялась рядом, обманчиво ласково улыбаясь.
- О, Алукард! – восклицала она, завидев меня. - Ну, как ты, не скучаешь? – так Интегра обращалась со многими подчиненными, наверное, подобное отношение должно было показать им, как начальница о них заботится, это создавало ощущение демократии. Никого из солдат или прислуги она не выделяла особо за исключением меня. В меня она целила нарочно, не забывала потрепать по плечу, пробегая мимо, и всегда, всегда, делала это при свидетелях. Я ни разу не застал её одну, но сам к ней в спальню не шел, иначе было бы неинтересно.
- Дайте ей повод, - сказал однажды Уолтер, когда я от нечего делать составлял ему компанию на кухне во время подготовки к пятичасовому чаю.
- Что? – не понял я.
- Дайте ей повод, - дворецкий раздраженно закатил глаза. - Вы так примерно себя ведете, что просто не входите в область её интересов.
- О, так ты знаешь, - эта новость по-настоящему меня развеселила, - может быть, ты ещё и обучал маленькую госпожу?
- Только теории, - скромно ответил дворецкий.
- Уолтер, - Интегра вошла или, вернее, влетела в кухню как порыв холодного ветра, - ты не мог бы добавить ещё одну чашку? У нас гость, - она даже не обратила на меня внимания, и я решил пойти на пролом. Схватил чашку с подноса и с размаху разбил её. Хозяйка подняла одну бровь, посмотрела на осколки, поджала губы и, ничего не сказав, вышла из комнаты.
Сегодняшняя ночь обещала быть бурной.

- Алукард, - она не использовала громкого крика, как её отец. Её зов был тихим и мягким, почти ласкающим, это настораживало и именно поэтому возбуждало. Хотя сомневаюсь, что можно было возбудиться ещё сильнее, чем я уже был на тот момент. Давно я не был так возбужден, как после своего последнего пробуждения. Интегра была из тех, кто волнует не только тело, потому что реакции тела – всего лишь рефлексы. Она вызывала настоящее Желание, притягивала к себе меня всего, и сама не являлась просто телом - она была истинной женщиной.
И я появился в её комнате, дрожа и чуть ли не вспотев, если бы умел это делать. Хозяйка не увидела меня, поскольку сидела лицом к зеркалу, а в нем я не отражался, и расчесывала волосы аккуратными точно выверенными движениями. Ввиду того, что она была одета только в свои любимые босоножки на шпильках и мечтательно-садистскую ухмылку, в комнате было многое, на чем бы я мог остановить взгляд, но я задержал его на расческе в руках госпожи. Это была весьма массивная масскажка, сделанная, кажется, из цельного куска зеленой яшмы, а зубчики её поблескивали и щеголяли редкой для расчески остротой. Да, орудуя таким предметом, можно накачать себе неплохие мускулы! И ещё стоит поберечь кожу головы от зубчиков. Ничего из этого Интегру явно не волновало, вид у неё был безмятежный, даже немного скучающий. В какой-то момент она полуобернулась и, наконец, заметила меня. Девушка чуть вздрогнула от неожиданности, но быстро взяла себя в руки и, сердито нахмурившись, хлопнула раскрытой ладонью по туалетному столику. Я хорошо понял её и тут же оказался на коленях рядом с ней. Хозяйка продолжала расчесываться, ни слова не говоря, лишь удовлетворенно улыбаясь. Честно говоря, её комната меня удивила. Тут я не увидел ни хлыстов, ни наручников, ни чего-нибудь ещё более экзотичного, я даже расстроился… и почти пропустил момент, когда она вдруг замахнулась. Удар вышел отличный, такой хлесткий и звонкий, хватило бы, чтобы сбить обычного мужчину с ног. Я не стал подыгрывать, собственно, я и без того сильно ей подыгрывал, но это неповиновение Интегре явно понравилось. Интересно, какие хлюпики были у неё до меня, раз её радуют такие мелочи?
- Хм, - изрекла хозяйка глубокомысленно и нанесла мне ещё несколько быстрых ударов. Превратить расческу в оружие. Надо же! Похоже, я свалился на пол от одного удивления этим фактом.
С улыбкой, отложив расческу в сторону, госпожа встала надо мной и деловито поинтересовалась:
- Ты так и не сказал, что с тобой можно делать, - она наклонилась ко мне и начала лениво расстегивать пуговицы на рубашке, развязала галстук, прошлась ладонями по обнажившейся груди.
- А что тебя интересует? - кровь из разбитого носа затекала в рот, и мне очень хотелось восстановиться, однако я пока не решался, видя, как Интегре нравятся вид и запах крови.
- Ну, допустим, - резко поднявшись, хозяйка наступила мне на пальцы, и тут же раздался довольно громкий хруст костей, - как скоро они восстановятся? Ты это контролируешь?
- Отчасти, - сглотнув очередной сгусток крови, ответил я, - но не могу удержать повреждение больше часа.
- Хмм, - хозяйка приложила палец к губам, словно задумалась над труднейшим уравнением, - восстанови-ка всё, - я подчинился, она продолжила осматривать меня, глядя сверху вниз. В этот момент, под господским оценивающим взглядом, я чувствовал себя чем угодно: вещью, игрушкой, забавой на пару ночей, но уж точно не великим и ужасным вампиром, казалось, никто больше не станет меня бояться, потому что эта женщина сделала со мной такое… конечно, ничего особенного она не сделала, однако это пока, ночь только началась.
Интегра неожиданно нахмурилась, будто запнулась обо что-то, снова наклонилась ко мне, быстро расстегнула ширинку на брюках и чуть их приспустила, высвободив таким образом мой самый надоедливый и мучительно-пульсирующий орган на волю.
- Ого, неплохо, - произнесла она почти без эмоций, и это был самый унизительный и возбуждающий комплимент, который я когда-либо слышал в свой адрес. Слишком распаленный чтобы что-нибудь замечать, я опять пропустил момент подготовки к удару и только почувствовал, как шпилька впилась мне в бок.
- Знаешь, - произнесла Интегра, заставив меня сфокусироваться на её напряженном лице, - если ты не будешь стонать, это будет совсем не интересно.
- Ну, так заставь меня, - улыбнулся я вызывающе.
И госпожа, к её чести, вызов приняла. Учитель у неё был отменный, и явно не один. Кто-то научил Интегру заменять силу удара скоростью, другой обратил внимание на её гибкость, третий просто рассказал, в какие точки надо бить, чтобы причинять максимальную боль. Ооо, она училась на пятерки, я уверен, и своих учителей превзошла. Конечно, боль я чувствовал, но уже не так как человек. Она казалась привычной и не причиняла желанных страданий. Зато было другое: я ощущал восторг, буквально захлебывался им (впрочем, это могла быть и кровь) при виде распаленной от бешенства хозяйки, заляпанной моей кровью с ног до головы. Восхищенный ею, я принялся покрывать поцелуями те части её тела, до которых удавалось добраться, в основном это были ноги и иногда руки. Ещё более разозленная подобным самоуправством, Интегра издала какой-то дикий вопль и эффектно избавилась от моей назойливости ударом колена в подбородок.
- Я сразу увидела, что тебя надо воспитывать, - хрипло произнесла Интегра, тяжело дыша как после марафонского бега. - Хамишь, бьешь посуду и даже не можешь полежать спокойно. Черт возьми! - она сдула прядь светлых волос, полезшую ей в глаза, и от души пнула меня в бок. Я должен был что-нибудь сказать или хотя бы сделать, показать, как раскаиваюсь, наверное, но я не стал: слишком много было эмоций, столько я уже давно не испытывал. Это был шок от счастья и восторга, может быть, поняв моё состояние, Интегра прекратила экзекуцию и сделала то, чего я на самом деле ждал с нашей первой встречи. Опершись ладонями на мой живот, она принялась медленно насаживаться на меня, и когда я вошел в неё на всю длину, издала грудной протяжный стон удовольствия. Её бедра умело задвигались, сначала медленно, затем всё больше ускоряясь, теперь уже она была так сильно сосредоточенна на своих ощущениях, что не замечала, как я глажу её тело, ещё больше размазывая по нему свою кровь. Мне стоило больших усилий удержать эрекцию до победного конца - хозяйка была просто неутомима. И всё-таки я дождался момента, когда она издала короткий резкий вскрик, похожий на крик человека, упавшего с высоты, быстро возникающий и неожиданно обрывающийся на середине.
- Уф, - благосклонно дождавшись и моего оргазма, выдохнула Интегра, как после тяжелой физической работы. Она легла рядом со мной прямо на холодный пол, лениво, будто от нечего делать, содрав небольшой кусочек кожи с моего бедра, который ей удалось подцепить ногтем.
- Ну, что ж неплохо для начала, - подвела она итог одной из самых чудесных ночей в моей нежизни, и я снова почувствовал себя полным ничтожеством.

- С добрым утром, милорд, - дворецкий, улыбаясь, поставил передо мной большой стакан с кровью.
Я с благодарностью принялся за еду: несмотря ни на что мне требовалось немного восстановить силы. Пока я пил, Уолтер продолжал заниматься своими делами, так словно не знал ничего ни о леди Хеллсинг в общем, ни о событиях прошлой ночи в частности. Меня же это молчание раздражало, хотя бы потому, что мне было интересно узнать кое-что о новой любовнице, и, не удержавшись, я спросил:
- Она ещё никого не убила? – дворецкий обернулся, и весь вид его говорил о том, как ему трудно сдержать удивление. - Ну, я имею в виду, она же совсем не развлекается, бьет всерьез.
- Нет, ещё не убила, но пара неприятных инцидентов всё-таки случилось, - Уолтер притворно вздохнул и снова отвернулся, - но дело замяли.
- Разумеется, - отозвался я саркастически. Ещё бы не попробовали замять, иначе все газеты обсосали бы юную аристократку со всех сторон и не забыли бы проехаться по её родне, дальней и не очень. Я даже могу себе представить, сколько человек «мяли» это дело.
- Интересно, как Артур к этому относится?
- Ну, он сделал дочери несколько выговоров, - мужчина вздохнул так, словно ему было тяжело видеть такое непонимание чужих предпочтений, - так что нам пришлось стать осторожнее.
- Нам? – удивился я.
- Конечно, я всегда и во всем помогаю юной госпоже, - дворецкий поставил передо мной ещё один большой стакан с красной жидкостью.
- Ты её любишь, - осенило меня. Это и правда было неожиданностью, при такой разнице в возрасте может быть многое: отеческое отношение, дружеское, может быть пара-тройка грязных мыслишек с его стороны, но он всерьез любил Интегру. Я вдруг увидел, что это чувство искреннее, не придуманное на почве помутившегося от страсти рассудка, он обожал богиню, которую сам растил и сам же для себя создал, и он всё готов был положить ради служения ей.
- Разумеется, - копируя меня, отозвался Уолтер со смешком, - я всё для неё сделаю.
- Не ревнуешь? – поинтересовался я ехидно.
- Нет, - моё замечание ничуть его не задело, - главное чтобы она была довольна. А это, надеюсь, правда.
- Какие могут быть…
- Уолтер! – предмет, а вернее личность, нашего разговора ворвался на кухню, - там Ральф уже минут пять сигналит. Пойди, уйми его, скажи - я буду минут через «десять – двадцать», - тут она заметила меня:
- О, и ты здесь? – удивилась Интегра весьма правдоподобно.
- Кто такой Ральф? – не удержался я. Ревновать в моем случае было бы ещё глупее, чем в случае Уолтера, но древние инстинкты собственника и вечного хозяина положения дали о себе знать в столь неподходящий момент. Брови Интегры поползли вверх то ли от удивления, то ли от возмущения, а потом она рассмеялась и притворно вытерла несуществующие слезы со щек.
- Ты ещё и ревнивый, - проговорила она сквозь смех, как раз когда на кухню вернулся Уолтер.
- Кого ты мне подсунул? – спросила она его с легкой иронией в голосе.
- Он вам не нравится? – расстроился дворецкий.
- О, нет, что ты. Уговорить отца выпустить его было отличной идеей, он то, что надо, - Интегра пальцем приподняла мой подбородок и наклонилась ко мне, словно желая поближе рассмотреть нечто необычное.
Мой взгляд как приклеенный держался на вырезе её блузки, на которой застегнули слишком мало пуговиц, а белья молодая госпожа вовсе не признавала, и я видел её грудь идеальной формы и размера во всем великолепии. Слишком призывный у неё был вид, и вряд ли я мог хотя бы подумать о том, чтобы сдерживаться. Пока Интегра ещё что-то говорила, я потянулся к ней и жадно, как путешественник в пустыне, припал к этим упругим грудям губами, принялся обсасывать и облизывать их, боясь, как бы меня от них не оторвали. Хозяйка тихо ахнула от неожиданности, вцепившись пятерней мне в волосы, однако быстро передумала меня останавливать.
- Видишь, Уолтер, он просто чудо, - выгибаясь навстречу моим губам, сказала она дворецкому.
- Не знаю, кажется, он слишком много себе позволяет, - раздался недовольный голос мужчины.
- О, он это заслужил, - лениво протянула Интегра, ласково пройдясь пальцами по моей шее, - отлично вел себя сегодня ночью. Ммм, - всё-таки она отстранилась, хотя и с явной неохотой.
- Продолжишь, когда я вернусь. Уолтер, скажешь отцу, что я вернусь к вечеру, и проследи за установкой моего нового заказа в спортзале, - хозяйка удалилась, застегивая на ходу блузку на все пуговицы. А я так и остался без ответа на свой вопрос: кто же этот Ральф, чтоб ему провалиться?!

Мне понадобилось ещё несколько дней, для того чтобы осознать, что теперь почти всё, о чем говорит Интегра, так или иначе, касается моей персоны. Например, «заказ», упомянутый вскользь, обернулся для меня любопытным сюрпризом.
- Да, тебе очень идет, - затягивая ошейник, промурлыкала Интегра обманчиво нежно. От куска толстой кожи, прочно стягивающего мою шею, тянулась толстая цепь, в свою очередь вделанная в стену. Если бы я захотел, то мог бы освободиться, но тут действительно пришлось бы постараться. Думаю, Интегра это понимала и никаких иллюзий на этот счет не питала, её просто радовал сам факт наличия ошейника.
- Сними ботинки и рубашку тоже, пожалуй, - оценивающе разглядывая меня, приказала хозяйка. - И отложи пистолеты, на этот раз они тебе не понадобятся, - сама Интегра была в темно-синих спортивных штанах и такого же цвета топе, который обтягивал её словно вторая кожа. Снимать такой – удовольствие то ещё.
Госпожа стояла на полу босиком, и я впервые за всё время заметил, что она еле достает макушкой мне до подбородка, эта разница в росте чуть уменьшила производимое Интегрой впечатление строгой хозяйки и показала мне другую, немного ранимую её сторону. Было в этой маленькой хозяйке что-то хрупкое и нежное, правда иллюзия длилась недолго. Смуглая ножка, поднятая почти вертикально вверх, просвистела в воздухе и попала мне прямо в скулу.
- Только не расстраивай меня, надеюсь, рукопашным боем ты владеешь не хуже, чем огнестрельным оружием, - нанеся ещё один удар, на этот раз рукой, спросила Интегра.
- Ты хочешь, чтобы я… защищался? – эта женщина не переставала меня удивлять.
- Постарайся меня не убить, а всё остальное, пожалуй, можно, - ухмыльнулась она.
- Как пожелаешь.
Самодовольство моё было напрасным, по Интегре было очень сложно попасть, в конце я так разозлился, что почти перестал сдерживаться, начав применять свою вампирскую скорость. Но и от этого у хозяйки нашлось средство: отбежав в дальний конец зала, она оказывалась вне моей досягаемости, даже вытянув руки, я мог бы её достать, если бы только вырвал цепь.
- Бесишься? – кривя рот в своей слишком довольной улыбке, спросила Интегра, скорее для поддержания беседы, ведь бешенство моё было очевидным. Она-то знала, что может спокойно уйти, путь к двери был свободен, а вот мне бы пришлось остаться наедине со своим бешенством и, чего скрывать, возбуждением.
- Нет! – воскликнул я, как только она сделала движение в сторону выхода. - Нет, пожалуйста, умоляю, - я послушно упал на колени, и Интегра тут же оказалась рядом, словно милосердная богиня, прощающая своим непослушным созданиям все обиды.
- А мы неплохо продвинулись с твоим воспитанием, - почесывая меня за ухом, как собачку, сказала Интегра, пока я, не обращая внимания, целовал её живот, чуть задрав майку.
- Сорви это, - произнесла она через некоторое время.
Просить меня дважды не пришлось, ткань с треском разошлась под моими сильными пальцами, а хозяйка быстро устроилась у меня на коленях. Держа моё лицо в ладонях, Интегра приблизила своё лицо, её горячее дыхание обжигало мне кончик носа, и я как мальчишка закрыл глаза, наивно надеясь на поцелуй. Очень глупо с моей стороны. Хозяйка тихо рассмеялась, её дыхание щекотало мне щеки, а между ног ныло всё мучительнее. Попытавшись навалиться на неё, я понял, что цепь не пускает меня дальше, и от этого госпожа развеселилась ещё больше.
- Любовник и клоун в одном флаконе, - засмеялась она и без дальнейших предисловий обвилась вокруг меня душным тугим кольцом, вновь заставив мои бедра подчиняться её жадному ритму.
Это был совсем другой уровень страсти, похоже, битва, пусть и несколько своеобразная, возбудила хозяйку куда больше простого избиения расческой и шпильками. На этот раз Интегра так плотно прижалась ко мне, как будто оторваться от меня хоть на сантиметр было бы настоящей мукой. Наши тела, холодное и горячее, терлись друг о друга с чудовищной скоростью, а звуков, которые мы издавали, хватило бы на озвучку целого зоопарка. Закончив, госпожа резко отпрянула от меня и упала на пол, тяжело дыша, её руки и волосы, раскинутые во все стороны, придавали ей какой-то гротескный фурееподобный вид. Я и сам был потрясен, словно опаленный её чудовищной страстью. Впрочем, впереди меня ждало ещё большее потрясение.

Наверное, больше всего на свете, Интегра любила выезжать на задания. Тут мы с ней были похожи – нам нравились битвы, где противник на самом деле хочет тебя убить. Настоящая опасность определенно щекотала госпоже нервы и не только их. Но отец редко отпускал её, а если и отпускал, то на что-нибудь несерьезное, где ей едва хватало времени чтобы утолить свою жажду насилия. Разумеется, он берег свою единственную наследницу, а на заданиях всякое может случиться. Тут очень удачно сказалось моё появление, со мной госпожу стали отпускать на рейды посерьезнее, и нашей взаимной радости не было предела. После первого нашего совместного задания Интегра ехала в общей машине со всеми солдатами, приказав мне сделать то же самое. Там она сидела, вцепившись в мою руку, и я понимал, что всё её эмоции затянуты сейчас в тугой узел, «развязывать» который мы будем долго и упорно. Выскочив из машины, когда она ещё не до конца остановилась, хозяйка нетерпеливым жестом потребовала следовать за ней. Я поспешил выполнить её желание, при этом несколько ошарашенный подобным поведением. Раньше она не проявляла особого нетерпения, даже если была очень сильно возбуждена.
- Быстрей, - почти простонала госпожа, прижавшись спиной к моей груди, когда мы шли по коридору без определенной конечной цели.
- Куда? – поинтересовался я.
- Куда угодно, только чтобы можно было закрыться, - не разжимая губ, словно боясь, что её вырвет, пробормотала Интегра, - куда угодно, - ощущая непонятное беспокойство, я подхватил госпожу на руки и понес к ближайшей комнате.
«А вдруг её ранило, - думал я, - хотя нет, тогда был бы сильный запах крови. Может быть, просто мутит от всего пережитого? Глупости, она спокойно переносит вид крови и разорванной плоти». И всё-таки Интегра была явно не в порядке, лицо было сосредоточенным, как у пьяного, пытающегося выглядеть и вести себя «трезво», глаза будто остекленели, а руки лихорадочно теребили мой галстук.
- Быстрей! – воскликнула она, выскальзывая из моих объятий и потянув меня за рубашку, так что я пролетел головой вперед и упал на кровать, а сама отвернулась, чтобы закрыть дверь.
- Интегра, ты уверена, что… - за этот короткий промежуток времени, девушка успела избавиться от своих брюк, расстегнуть мои и устроиться сверху. Я же успел только сесть поудобней, перед тем как осознал, что всё самое интересное уже началось.
То, что происходило с хозяйкой после настоящей битвы, не шло ни в какое сравнение с тем, что она делала в спортзале или спальне. В её голубых глазах читалась абсолютная невменяемость, изо рта вырывались короткие резкие выдохи, и двигалась она так, словно от скорости зависела её жизнь. Это была уже не увлеченность и не страсть, я имел дело с настоящим безумием. Сосредоточенная на главной своей цели, Интегра больше ничего не замечала вокруг, дав мне, наконец, возможность целовать и гладить её тело, что обычно выступало лишь в качестве награды. Я уже начал подумывать: не осуществить ли мне свою самую большую мечту, как госпожа вдруг сделала это сама. В какой-то момент взгляд её стал более осмысленным, смуглые пальцы вцепились мне в волосы, запрокидывая голову назад, розовые губы, как всегда искривленные в усмешке, приблизились к моим, и я ощутил глубокий, горьковато-кусающийся поцелуй этой невозможной женщины.

После этого случая я неприлично расслабился, решив, что ей больше нечем будет меня удивить. Согласитесь, я рассуждал логично: девушка, которой ещё нет и второго десятка, не может оказаться изобретательнее того, кто ещё при жизни прославился своей кровожадностью. Что ж, из всех уроков следует извлекать пользу.

Почему считается, что тот, кто на коленях – побежден по определению? Это действительно классическая поза подчинения… только если вы не женщина, которая к тому же хорошо знает, для чего ей язык. Глядя на меня снизу вверх, она всё ещё походила на хозяйку положения, особенно в свете того факта, что на мне был ошейник. Её розовый язык прошелся по самому чувствительному месту скользящим плавным движением, заставив меня заскулить, закусив губу.
- Ммм, - отозвалась на это Интегра, и обратный путь проделала уже губами.
- О, пожалуйста, - выдохнул я, но она ответила мне холодной струей воздуха, а потом жарким дыханием прошлась по всей длине, изредка касаясь языком.
- Кто тебя только этому научил? – запрокинув голову и выгнувшись чуть вперед, в надежде дотянуться до её губ, простонал я, уже понимая, что попытки бесполезны. Интегра тут же оказалась вне зоны досягаемости и тихо засмеялась. Да уж, посмеяться было над чем: всегда терпеть не мог долго стоять с приспущенными брюками, на мой взгляд, самая глупая ситуация, в какой только может оказаться мужчина.
- Зачем это тебе?! – выпалил я, прежде чем успел понять, что делаю.
- Ну, - она снова оказался поблизости, - просто интересно, можешь ли ты быть ещё тверже, чем обычно, - замурлыкала госпожа, оттягивая крайнюю плоть, с таким видом, словно делала практическую работу по анатомии.
- Лучше убей меня.
- Обязательно, - ответила она серьезно, - как только узнаю, каким образом. А пока…
- Леди Хеллсинг, - в зал вошел Уолтер, и на его лице, как обычно, не отразилось ни капли замешательства. Вполне возможно, что он видел и не такое.
- Ну, что? – с явной неохотой девушка оторвалась от меня и повернулась к дворецкому.
- Вас хочет видеть отец.
- Ты разве не видишь, что я занята?
- Да, но это связано с «Искариотом», и сэр Артур, настаивает. Он обещает спуститься к вам, если понадобится, - добавил Уолтер поспешно, заметив, что хозяйка собралась возражать.
- Ладно, - недовольно сопя, согласилась она, - я буду минут через, - Интегра внимательно посмотрела на меня, сделав драматическую паузу:
- Пятнадцать.
- Госпожа, так великодушна, - я опустился на колени рядом с ней, успев уже избавиться от штанов.
- Не обольщайся, просто самой очень хочется, - я промолчал, но про себя подумал, что как раз в этом и есть моя самая главная заслуга.

Да, я расслабился. Тем более после того, как узнал, что Ральф - это её «официальный ухажер», которого полагалось иметь всем приличным аристократкам. Он таскал ей букеты цветов, возил в театр и рестораны на своем неприлично дорогом автомобиле, говорил четко дозированные комплименты и мечтательно вздыхал, ожидая поцелуя. Конечно, он, скорее всего, как следует отрывался с девушками попроще холеных аристократок, но это к делу не относилось и Интегру явно не волновало, так что все были довольны и счастливы.
До тех пор пока не появились католики. Вернее, один из них. Молодой, высокий и нахальный, он сразу же понравился хозяйке. А я ещё тогда подумал, что Артур не пошел на встречу сам с определенным умыслом.
Я и слова сказать не успел, как они умудрились договориться между собой неуловимой для меня системой знаков, перемигиваний и слов со множеством смыслов. В итоге ночью я слонялся около её спальни, а войти так и не смог, потому что Интегра мне запретила. Утром Максвелл покидал особняк, практически не скрываясь, Уолтер даже подал ему пальто. Уходя, католик обернулся, с ухмылкой посмотрел на меня, стоящего у лестницы, и вышел, тихо посмеиваясь. Я сохранял достойное высокомерие, уверенный в том, что у неё всё равно не было мужчины лучше меня, до той поры пока Интегра не сказала мне:
- Знаешь, с тобой стало скучновато. Ты же почти не кричишь, - она улыбалась, хотя именно в этот момент дворецкий прикладывал ватку с каким-то раствором к впечатляющей ссадине на её щеке.
- Он… - от возмущения я не мог нормально говорить. В голове вертелась мысль: «Он посмел её ударить! Ударить эту женщину!». Наверное, у меня что-то отразилось на лице, потому что госпожа сказала:
- Ему тоже досталось. Ты же меня знаешь, - её улыбка стала ещё более довольной, чем была до этого.
Действительно, я знал её, знал, но всё равно не мог ответить на вопрос:
- Почему? – мои руки сжимали хрупкие хозяйские плечи, а глаза смотрели в голубые омуты, где, всего на секунду, вспыхнул страх и тут же сменился любопытством.
А я спрашивал, отодвинув Уолтера в сторону и чуть встряхивая Интегру, я спрашивал не о Максвелле и не о других мужчинах вообще. Я спрашивал о себе: почему я не могу навалиться на неё и быть с ней сколько захочу? Почему я слушаюсь её, ведь могу нарушить приказ? Почему она вообще ещё жива?
- Ну почему? – словно разом лишившись сил, я упал, уткнувшись лицом госпоже в колени, снова, как в первый раз с ней, чувствуя себя совершенно разбитым и ненужным.
- Возьми меня, - жалобно попросил я, обвив Интегру руками.
- Не сегодня, - протянула она нарочито ленивым тоном, освобождаясь из моих объятий. - Позанимаемся завтра, - госпожа зевнула, и вскоре на кухне остались только мы с дворецким.
- Хотите кое-что скажу, милорд? - снова, будто не заметив произошедшего, поинтересовался он услужливым тоном.
- Не откажусь, - пробурчал я в ответ.
- Такие женщины, как Интегра Хеллсинг, полны сюрпризов, - мысль была не новая, но, прозвучав из чужих уст, она повернулась ко мне неожиданной стороной.

Конечно, Интегра мне не доверяла. Тут нечему было удивляться: даже в цепях, я оставался чудовищем, опасным, непослушным и что самое страшное, неуязвимым. Но я подумал, что напряженность можно было бы немного снять, если во мне будет побольше покорности.
Она сидела в кабинете отца, потому что он сам уехал на встречу с Королевой, а с бумагами нужно было разобраться очень срочно. Как всегда бывало в подобных ситуациях, госпожа курила, почти не затягиваясь, сигарета просто дымилась в уголке её рта, а когда заканчивалась, хозяйка зажигала новую. Если бы в кабинете дым не стоял коромыслом, мне бы удалось оставаться незамеченным очень долго, однако я не удержался и чихнул, и Интегра тут же меня заметила.
- А, это ты, - отметила она без всякого энтузиазма, даже не обернувшись, и продолжила шуршать бумагой. Я молча присел рядом с креслом.
- Зачем ты тут? – госпожа нахмурилась, однако благосклонно потрепала меня по голове, из чего можно было заключить, что я могу продолжать.
- Я пришел с просьбой. Может быть, госпожа позволит её скромному слуге к ней обратиться? – Обычно Интегра ходила по дому либо на шпильках, либо босиком. Сегодня был второй вариант, что упрощало мне задачу. Мои руки нежно приподняли смуглую ступню и медленно её погладили. Госпожа на секунду замерла, не зная как отреагировать, однако потом расслаблено выдохнула, так и не оторвавшись от работы.
- Сегодня не получится потренироваться, - ответила она через некоторое время.
- О, моя просьба более, - я провел языком по сильно выступающей косточке на щиколотке, - нахальная.
- Ну, давай, говори, - мой язык прошелся по кончику её большого пальца. Интегра хихикнула.
- Я хотел бы всегда быть рядом с госпожой.
- То есть? – она даже попыталась отодвинуть кресло, чтобы заглянуть под стол, где сидел я.
- Хм… ведь у госпожи в комнате найдется немного места, для её раба?

Это были чудесные несколько дней, когда я сидел на цепи в её комнате в углу между входом и дверью ведущей в ванную. Правда, я надеялся, что она прикрепит ошейник к кровати, да и цепь могла бы быть подлиннее, но такие мелочи не могли испортить мне удовольствия.
Интегра приходила и уходила, переодевалась и раздевалась при мне, а когда забывала задвинуть щеколду, наверняка, специально, я мог посмотреть, как она принимает душ. Меня исправно кормили, гладили, иногда расстегивали поводок и разрешали «поваляться на кровати». После двадцати лет в подвале, где я начал побаиваться, как бы не умереть от скуки, такое положение дел казалось просто отдыхом.
Мне всё нравилось, правда, но у меня были и кор

---

Трансильванский граф женатый на Demonessa
...старые короли на новых улицах...

Это были чудесные несколько дней, когда я сидел на цепи в её комнате в углу между входом и дверью ведущей в ванную. Правда, я надеялся, что она прикрепит ошейник к кровати, да и цепь могла бы быть подлиннее, но такие мелочи не могли испортить мне удовольствия.
Интегра приходила и уходила, переодевалась и раздевалась при мне, а когда забывала задвинуть щеколду, наверняка, специально, я мог посмотреть, как она принимает душ. Меня исправно кормили, гладили, иногда расстегивали поводок и разрешали «поваляться на кровати». После двадцати лет в подвале, где я начал побаиваться, как бы не умереть от скуки, такое положение дел казалось просто отдыхом.
Мне всё нравилось, правда, но у меня были и корыстные мотивы. Госпожа начала привыкать ко мне. Прикованный, вечно ждущий её, послушно лакающий из миски кровь без помощи рук, когда она просила так делать, я стал казаться ей не таким уж чудовищем. В отношении ко мне хозяйка начала проявлять всё больше игривости, так делают маленькие девочки, прыгающие прямо перед носом огромного волкодава с косточкой и уверенные, что ничего он им не сделает. Он-то, может, и не сделает, а вот я совсем другое дело, надо только выбрать момент.
- Привет, - шпилька уперлась мне в плечо, - помоги разуться, - приказала Интегра, шевеля своими соблазнительными пальчиками так, словно давала дополнительные пояснения. Я принялся за застежку, которая, будто специально подобранная, оказалась ужасно неудобной. Я собирался облизать освобожденную из обувного плена ступню, но госпожа легонько ткнула меня пяткой в скулу и подала вторую ножку. Когда свободной оказалась и вторая ступня, мне на лицо опустилась белая рубашка, пахнущая хозяйскими духами и потом, послышались шаги босых ног по кафельному полу, а затем плеск воды. Сегодня госпожа не закрыла дверь, что говорило о хорошем настроении и означало увеличение вероятности того, что меня спустят с поводка хоть ненадолго.
- Уолтер уже кормил тебя сегодня? – напрасно перекрикивая шум воды, поинтересовалась Интегра.
- Да, - ответил я и вдруг почувствовал влагу на лице и волосах. Хозяйка стояла надо мной, замотанная в большое полотенце.
- Хочешь меня? – поглаживая мой подбородок большим пальцем, спросила она так словно не видела, как ответ на этот вопрос мои штаны безуспешно пытаются скрыть.
Голубые глаза смотрели на меня с ироничным интересом, и в них я видел обещание сделать всё прямо противоположно моему ответу. И тогда у меня в голове мелькнула мысль: «Сейчас!» Я дернулся вперед, до отказа натягивая короткую цепь, так что стена жалобно затрещала. Работа была сделана на славу, так что с первого раза освободиться не получилось. Зато Интегра в повторениях не нуждалась. Она быстро отошла от меня к окну, рядом с которым у неё был оружейный шкаф. Честно говоря, на такую быструю реакцию я не рассчитывал. Цепь натягивалась снова и снова, звенья скрипели, крошилась стена, но я всё ещё был не свободен, в тот момент, когда хозяйка уже взяла свою любимую саблю. Я рванулся вперед, вложив в этот рывок всю свою силу и, наконец, вырвал основное кольцо из стены.
Интересно, испугалась ли Интегра хоть немного? Кажется, ей было страшно, пока она не добралась до оружия, а когда пальцы сжали рукоять, в глазах её было лишь радостное любопытство. Ей, наконец-то, стало интересно со мной.
Я преодолел расстояние между нами в считанные секунды, только она уже успела замахнуться, поэтому холодная сталь рассекла мне щеку как раз в тот момент, когда я потянулся к хозяйским запястьям. Интегра отскочила, удовлетворенно улыбаясь, наверное, надеясь выиграть поединок. Но она не учла, что в загроможденной мебелью спальне очень мало места для маневров и рассчитывать здесь можно только на силу. Я засмеялся и тут же понял, что сам чего-то не учел. Цепь, всё ещё прикрепленная к железному ошейнику, который всё так же оставался на мне, перекрутилась вперед, я не посчитал её серьезной помехой, поскольку практически не обращал внимания на то, что она колотит меня по ногам и груди, а вот госпожа сразу это заметила. Отбросив саблю, она ухватилась обеими руками за звенья цепи, дернула на себя, одновременно поставив мне подножку, и, хотя я упал всего лишь от неожиданности, факт оставался фактом: госпожа снова оказалась сверху. Впрочем, в этот раз я не собирался покорно лежать под хозяйкой, так что можно было не слишком переживать.
- Ах, ты гаденыш! - не зло, а даже как-то весело и с азартом, выпалила Интегра, задыхаясь и все сильнее натягивая импровизированный поводок, будто собираясь меня задушить.
- Стоило учесть больше вариантов, госпожа, - обратился я к ней, одним движением сдергивая с неё полотенце, и так уже начавшее сползать в процессе битвы.
- Ну, и что ты будешь делать, теперь? – мы замерли, словно обдумывая стратегию, но на самом деле уже знали что делать.
Я резко перевернулся, подминая гибкое смуглое тело под себя, а Интегра отчаянно забила руками и ногами, пытаясь меня оттолкнуть.
Эффекта это никакого не возымело, разве что возбудило меня ещё сильнее. Я снова засмеялся, довольный и собой, и ситуацией, и госпожой. Она не собиралась быть покорной и побежденной, но явно радовалась отсутствию пассивности с моей стороны. Теперь между нами могла развернуться истинная борьба за удовольствие, мучительно долгая и, главное, настоящая, не какие-то там игры с другими боязливыми мужчинами, не способными вытерпеть самую обычную порку.
Я так долго терзал её, что сам удивился тому, насколько сильно был переполнен желанием. Видимо, его было так много, что оно загустело внутри и не хотело теперь выходить. «Сама виновата», - подумал я, когда взгляд хозяйки постепенно начал тускнеть, а руки на моих плечах совсем ослабили хватку. Проблема была в том, что мне и самому начал надоедать этот секс-марафон, которому не видно было конца.
- Чтоб мне провалиться, - простонал я, уткнувшись носом в теплое женское плечо. Я навалился на госпожу всем телом, вошел в неё насколько мог глубоко, но всё равно не мог разрядиться. Истерзанные моими поцелуями губы раскрылись в усмешке.
- Встань, - приказала она, по обыкновению властно, явно даже не думая, что я могу её ослушаться. Я действительно не мог.
Женские ладони ласково погладили мои бедра, заставив меня задрожать всем телом. После сотен лет насилия и убийств ласка становится ещё более желанной, чем что бы то ни было. Интегра взяла меня в рот, руками продолжая гладить бедра. Каждое её движение заставляло меня вздрагивать всё сильнее, я был словно вулкан перед извержением. В общем-то, и моё извержение, кажется, стало приближаться. Своим умелым гибким языком, госпожа сделала какое-то невероятное волнообразное движение, и я, наконец, кончил, ощутив такое наслаждение, что на глаза навернулись кровавые слезы.
- Интегра. О, Интегра, - прижимая девушку к себе, я впервые осмелился называть её по имени вслух. Хотя она всё равно пропустила этот момент, находясь в полуобморочном состоянии. Мне даже стало немного стыдно за своё поведение.
Подняв утомленную госпожу с пола, я отнес её на кровать, лег рядом и накрыл нас сверху одеялом. Она что-то забормотала, попыталась меня оттолкнуть, и тут я вспомнил, что так и не избавился от цепи. «И зачем надо было выдергивать всю цепь, когда можно было просто разорвать ошейник?» - подумал я, освобождаясь от оков. Теперь Интегра с охотой прижалась ко мне и спокойно засопела. Глядя на её умиротворенное выражение лица, и по-детски доверчивую позу, в которой она заснула, я, как любой завоеватель, лелеял мысль, что однажды завоеванная территория принадлежит мне навсегда. И, как любой завоеватель, я сильно ошибался.

То, что мне позволили не слушаться, означало, что меня приняли за равного. Но совсем не означало покорности с противоположной стороны. Интегра снова заинтересовалась мной теперь уже не как слугой со сверхспособностями, а как опасным соперником.
Соответственно я вынужден был поддерживать новое амплуа, хотя меня то и дело соблазняла мысль сдаться и улечься у хозяйских ног. Несколько недель выдались ужасающе тяжелыми. Ставший уже привычным распорядок: избиение в зале, выезд на задание, спальня и ошейник - изменился на: а что у нас сегодня? Ни я, ни Интегра этого не знали.
Однажды я устроил ей анальный секс, без смазки. Разумеется, не спросив разрешения, и она, недолго думая, сделала со мной то же самое при помощи цепей и собственного языка. Потом я отшлепал хозяйку, перекинув через коленку, словно маленькую девочку, за что заработал порку серебряной цепочкой, на которой она обычно носила крестик, он, кстати, тоже там был. Выйдя из себя окончательно, я её чуть не укусил, а она за это чуть меня не кастрировала. Это было на самом деле больно, черт возьми! В конце концов, я начал уставать, потому что всё происходящее было интересным, но совсем не новым.
Как-то раз Артур задержался в городе по делам, и Интегра ужинала одна, Уолтер, накрыв на стол, исчез по её же приказу. Ясно, что она ждала меня, и я не стал заставлять хозяйку ждать. Возникнув у неё за спиной, я наклонился, желая обнять госпожу, но потом передумал и просто положил свои ладони на стол рядом с её, по обеим сторонам тарелки. Интегра никак на это не отреагировала. Я решил, пока есть такая возможность, немного приласкать хозяйку и наклонился к смуглому ушку, соблазнительно выглядывающему из густых светлых волос. Так что не удивительно, что я не сразу понял, каким образом моя рука оказалась проткнута ножом. Госпожа, удовлетворенно улыбаясь, пошевелила рукоятку туда-сюда указательным пальцем. Ей было чем гордиться, не каждый сможет вот так без колебаний проткнуть чью-либо плоть одним четким ударом, да ещё и чтобы лезвие, преодолев кожу и кости, воткнулось в столешницу. У девушки был прямо - таки незаурядный талант. Я поощрил её подвиг кривой, болезненной улыбкой, на что хозяйка возбужденно заерзала на стуле, ожидая, что же будет дальше.
- Интегра, - выдохнул я утомленно, освобождая руку, - я устал, - она приподняла брови, видимо, надеясь, что собеседник продолжит мысль.
- От чего? – не дождавшись ответа на свой немой вопрос, спросила она вслух.
- От всего, - сказал я.
- Не понимаю, - сложив руки на груди, госпожа откинулась на спинку стула. Я без всякой надобности вздохнул.
Это было то, что нельзя вот так вот взять и объяснить. По крайней мере, человеческими категориями. Я мог бы сказать, что мне надоело сражаться с ней. Или что мне надоела боль и унижения. Или ещё, что это всё старо, не оригинально и набило старому вампиру оскомину. А главное я мог бы сказать, что хочу, чтобы меня целовали, просто так, а не в качестве награды за хорошее поведение. Так же я бы сказал, что хочу, чтобы она лежала подо мной, довольная лаской моих сильных рук, подставляя под чуткие пальцы самые чувствительные места. Проще говоря, я любил и хотел, чтобы меня тоже любили. Это я тоже мог бы сказать Интегре, но слова любви не помогли бы разъяснить ситуацию. Люди понимают любовь очень плоско. Обширно, но всё равно плоско. Каждый под этим подразумевает своё, каждый любит по-разному, каждый хочет получить и каждый боится поверить. Но любовь похожа сразу на всё это, тщательно смешанное в один сферообразный сосуд, где оно искрится и переливается всеми цветами радуги, стремясь достигнуть однородной консистенции. Любовь это всегда борьба, и она не может быть четким, навсегда установленным фактом, как, например, законы гравитации или математические формулы. И этого сказать я уже не смог бы, просто не успел – Интегра и так готова была рассмеяться, глядя на моё замешательство.
- Ясно, - первой нарушила тишину хозяйка. Я ухмыльнулся: «Интересно, что такого ей может быть ясно, если даже мне ничего не ясно?»
- Уходи, - продолжила она спокойно, взглянув мне в глаза.
- Что? – переспросил я, не веря своим ушам.
- Вон, - пояснила Интегра всё тем же ровным тоном.
- Совсем?
- Болван, - процедила она сквозь зубы, - я не могла бы тебя отпустить, даже если бы захотела. Просто «поддержание хорошего настроения госпожи» в твои обязанности больше не входит. Иди, - я застыл. Что угодно могло случиться, от моей хозяйки можно было ожидать любых сюрпризов, однако это был уже явный перегиб, я совсем растерялся, поэтому и спросил:
- Но почему? – девушка раздраженно дернула плечиком.
- Это называется свобода выбора: не хочешь - не надо.
- Но я хочу! – ужаснувшийся тому, насколько неправильно мы поняли друг друга, я наклонился к Интегре, принявшись покрывать её лицо поцелуями, - очень-очень хочу. Только…
- Не ТАК, да? – вложив во фразу определенный смысл, спросила хозяйка, наконец, оттолкнув меня.
- Ну, да, - немного смешавшись, ответил я.
- Вот поэтому: уходи.
- Интегра, - буквально взмолился я, - разреши мне. Пожалуйста, разреши показать, как это бывает без боли, - прося её об этом, я целовал всё, до чего мог дотянуться: руки, лицо, шею, грудь, но она продолжала отворачиваться и отбиваться.
- Ты просто не представляешь, тебя никто не учил, а я научу.
- ВЫМЕТАЙСЯ! – не сдержавшись, закричала хозяйка во всю мощь легких. И в её голосе, помимо бешенства, я с удивлением услышал панический страх. Она словно боялась меня и моих желаний. Вот так: ничто не могло испугать славного потомка Хеллсингов: ни вампиры, ни кровь, ни боль - а вот нежность - могла.
И я ушел, как обычно, послушный её воле. Целую неделю, почти ничего не происходило. Два-три несложных выезда, так и не подтвердившаяся информация о фашистах, один «задушевный» разговор с Уолтером и один новый мужчина у Интегры, который, будь моя воля, не вышел бы из дома живым.
Ещё тогда стоило задуматься, что это слишком похоже на затишье перед бурей. А потом... потом мир перевернулся.

Мы с Интегрой не были связаны ничем кроме отношений хозяин-слуга, так что я мог почувствовать, что с ней происходит, только если бы она сама позвала меня или умерла. В случае её смерти, я мог бы почувствовать, что теперь у меня только один хозяин. Но это могло произойти не раньше, чем она сделает последний судорожный глоток воздуха в своей жизни.
И всё-таки в этот вечер я проснулся слишком рано по своим меркам. Было всего десять, когда я ощутил в доме какую-то непривычную суету, совсем не похожую на дисциплинированное рассаживание солдат по машинам. Это не был выезд на задание, эта возня больше напоминала неожиданный визит важного лица.
Я удивился сам себе. С чего мне взволноваться из-за таких мелких человеческих проблем, которые меня и вовсе не касались? Но снова заснуть я не мог, словно в гроб насыпали игл, которые забивались в самые неожиданные места, вызывая желание отряхиваться и ворочаться с боку на бок. В итоге, плюнув на сон, я поднялся, по привычке направившись на кухню, надеясь получить от дворецкого свой ужин чуть раньше.
Однако как только я увидел Уолтера, надежда моя улетучилась. Мужчина был бледен, непривычно суетлив и с трудом выполнял самые простые действия. Терзавшее меня чувство усилилось, словно иглы глубже впились в тело.
- Что случилось? – спросил я, уже зная, что это не личная проблема Уолтера, случилось что-то серьезное.
- Интегра, - только и смог вымолвить он, резко опустившись на стул рядом со мной.
- Что?! – я подскочил как ошпаренный, готовый бежать куда понадобится.
- Сядь, сейчас к ней даже отца не пускают.
- Но что произошло? – я так и не сел обратно, как будто надеялся, что меня вот-вот вызовут к госпоже.
- Засада, вампиров оказалось больше, чем мы думали. Интегра отбилась, но получила рваные ранения и потеряла много крови, врачи говорят, что обойдется. Мы только боимся что… - мужчина неопределенно махнул рукой, однако я его понял: как бы хозяйка не сменила гастрономических предпочтений.
- И она не позвала меня, - обхватив голову руками, простонал я, ещё подумав: «А ведь хотела, иначе не было бы этого назойливого чувства».
- Да, - протянул Уолтер нараспев, - вы что поругались? – наверное, наличие собеседника немного отрезвило дворецкого - он начал лучше соображать.
- Вроде того, - ответил я уклончиво. – Можно мне к ней?
- Не сейчас. Артур позовет тебя, он хочет, чтобы ты проверил, нет ли заражения. Ты ведь поймешь? – я только кивнул в ответ.
Я знал такие ситуации, в которых лучше всего замереть и ждать, потому что сделать всё равно ничего нельзя. Но в данный момент ждать было ни к чему. Существовала опасность, что госпожа не выживет, и тогда её прекрасное тело отдадут на съедение червям согласно идиотской человеческой традиции. Я не мог такого допустить. Мне нужно было всё время быть рядом, чтобы в случае опасности довести до конца то, чего, может быть, не сделали другие вампиры.
- Уолтер, где она?! – я сжал плечи дворецкого и как следует встряхнул.
- Не скажу, - он демонстративно отвернулся.
- Проклятый Бог Смерти! – я треснул кулаком по столешнице, так что она разлетелась.
- Она тебе не достанется, - побледневший, но не утративший решимости, сказал мужчина спокойно.
Тут уж я, не сдержавшись, расхохотался. Это на самом деле было смешно, ведь во мне уже давно и прочно поселилась уверенность, что Интегра будет моей рано или поздно. В ней не было глупого высокомерия её предков, тьма манила хозяйку, и она пришла бы ко мне, чтобы стать моей королевой. Так что я боялся не того, что она не придет. Меня страшила возможность оставить госпожу в объятиях смерти навсегда, раньше, чем она успеет решиться.
- Это моя женщина, - произнес я бесстрастно, когда справился с хохотом.
- Да, ну? – подражая мне, дворецкий принял такой же безразличный вид, - А непохоже, что она произносит твоё имя во сне, - я был уже готов ответить, когда услышал, как меня зовет Артур.
- Мы ещё поговорим, - пообещал я, прежде чем исчез.

В палате я сразу же увидел Интегру. Её смуглая кожа приобрела какой-то сероватый оттенок, но в остальном она выглядела вполне здоровой, даже спала в обычной для себя позе: на спине, подняв руки вверх, приоткрыв губы. Это зрелище заставило меня улыбнуться, однако старший Хеллсинг помешал мне любоваться госпожой, задав вопрос:
- Ты чувствуешь что-нибудь? – я добросовестно прислушался к своим ощущениям. Нет, яд не проник в Интегру, обращение ей не грозило. Я покачал головой, и мы с Артуром одновременно облегченно вздохнули.
- Ладно, свободен, - я не стал спорить, а предпочел понаблюдать за ней на расстоянии, дождаться, когда Артур отлучился, и только тогда вернулся в палату.

Непонятные приборы издавали противные звуки с равными интервалами, это, кажется, свидетельствовало о том, что пациентка находится в стабильном состоянии. Меня они раздражали, а Интегра спала, будто у себя дома, и ничего не слышала. Она чуть завозилась во сне, и из-под одеяла показалась её соблазнительная ножка. Я не мог сдержаться: как уже однажды делал, обхватил ступню ладонями, поднял к губам и принялся облизывать. Я провел языком до самой коленки, затем вернулся к пальцам и прикоснулся губами к каждому. В этот момент я очень боялся вмешательства Артура или какого-нибудь врача, однако помеха возникла с очень неожиданной стороны:
- Зачем ты это делаешь? – голос госпожи, хрипловатый и слабый со сна, всё-таки оставался властным.
- Ты вкусная, - признался я честно, не отпуская её ногу. Она удивленно вскинула брови, глядя на меня из-под полуопущенных век.
- Да, очень вкусная, - продолжал я, - твой пот, горьковатый, как удачная приправа к солоноватой коже, а ещё там, под всем этим, я словно чувствую вкус твоей крови, сладковатой и пряной.
- Хм, - неопределенно отозвалась госпожа и как-то так дернула ступней, что я решил: меня ударят, но нет – пальцы нежно погладили мою щеку.
- А ведь, правда, приятно, - тоном человека, сделавшего удивительное открытие, заметила Интегра.
- Я же говорил.
- Иди сюда, - позвала она, и я наклонился к её лицу.
Хозяйка запустила обе пятерни мне в волосы и, сжав их, потянулась к моим губам своими. Это был необычный поцелуй, вернее, необычный для Интегры, другие женщины целуются именно так: нежно и медленно, всё глубже проталкивая язык, дразня им небо. И она не отрывалась от меня, пока совсем не начала задыхаться.
- Ох, - госпожа жадно глотала ртом воздух, но всё равно пыталась что-то сказать:
- Обещай, обещай мне… - мне хотелось тут же пообещать ей всё, всё что угодно за один поцелуй и немного ласки, однако многолетняя практика научила сдерживать свои порывы.
- Пообещаю, если смогу выполнить.
- Обещай, что всегда будешь моим. Что бы ни случилось, - я помолчал, обдумывая просьбу.
Теперь у меня появился ключ, последний кусочек мозаики, чтобы понять Интегру до конца. У неё всё было взаимосвязано: любовь к боли, отсутствие ласки и инстинкты собственницы. Боль причиняют кому угодно, а вот ласкают только тех, кого хотят видеть своими, поэтому госпожа не могла позволить себе отдаться целиком тому, кто сам ей не принадлежит. И пока я не принес клятву верности ей, только ей одной, а не всему семейству Хеллсингов, нечего было надеяться на то, что у меня появится своя королева.
- Конечно, только твоим, - пообещал я, прикасаясь губами к её шее без всякого злого умысла. Потом, когда-нибудь, у меня будет возможность.

Сегодня для Алукарда был особый день! Не подумайте чего лишнего, просто сегодня у него был законный, вампирский выходной! Заработанный потом и злостью, а от того более ценный и важный! Одним словом, то был истинно выходной день!

А это значило, что он мог ничегошеньки не делать, а лишь придаваться своему любимейшему занятию! Давненько ему это не удавалось. То дел куча, то Виктория в депрессию впадает, то Интегра авторитетно заявляет, что это мерзкое, непотребное занятие. Она, вишь ты, таким никогда не занимается.

Ибо и стыдно это для приличного вампира (а кто ей эту глупость сказал? Это он-то приличный вампир? Да не смешите тапки Уолтера!), и как ему не жалко тратить на такое время, и негуманно это, и вред окружающим наносит! Короче, каждый раз читает ему нотации, не давая спокойно расслабиться. Хотя кто-кто, а он уж на спокойное расслабление наработал!

Шутка ли, столько лет на организацию за пятерых пахать! Так ведь он один, и не важно, что он – вампир! Вампирам тоже отдых требуется! А иначе уже дискриминация выходит! Причем, явная дискриминация приличного вампира.

Да и не вампира, а так, вампирчика! Безумно обаятельного вампирчика, если честно. Неужели такому обаяшке нельзя разрешить заниматься любимым делом? Пусть оно и опасное для окружающих, и не нравится этим самым окружающим! Но ведь раз в год-то можно!!!

Так ведь и не пострадает никто. А что в тот раз пострадал Уолтер незначительно, так ведь то ж не со зла. То ж нечаянно вышло! Он, Алукард, этого совсем не хотел! И пусть Уолтер несколько недель ходил в бинтах, зато следов на теле видно не было. И бинты самые эти Уолтеру даже шли. Он в них такой красивый был, что аж просто загляденье!

Может, Интегра до сих пор за испорченный коврик на него обижена? Но ведь коврик ему нужен был, не удобно же это делать на голом полу. Там все сразу въедается, и потом не отмоешь. И алые пятна остаются. А коврик должен был отстираться! Должен был, но, зараза этакая, не отстирался, ибо они с Викторией его поздно в химчистку отдали.

Да и откуда они могли про эту самую химчистку знать? И не догадались бы они о химчистке, если б не помощь Уолтера. Который, в виду своей сердобольной натуры, сжалился над несмышлеными вампирами. И отнес тот злосчастный коврик в химчистку! Они, было, возрадовались, но рано. Коврик спасти не удалось!

Ах, как кричала тогда Интегра! Стекла вылетали! Красота! Даже он немножечко испугался! Что вылетит последнее стекло из оконной рамы! Не вылетело, ибо пришел Уолтер с кофе, и хозяйка отвлеклась. Ну, а они с Викторией свой шанс не упустили и быстренько смылись. Заметать следы! Которых было поразительно много!

Правда, они не успели самую малость. И хозяйка увидела алые пятна, украшавшие стены. Вот тогда стало совсем уж весело и шумно. Пришлось ему потом собственноручно три недели стены мыть. Пока они снова не сияли белизной! Это было сложно! Зато безумно весело интересно! А как он нервировал Интегру своим мурлыканьем во время сего занятия! Особенно, когда она вела важные телефонные переговоры.

Было же время! Не время, а просто рай для приличного вампира! Он это время до сих пор с большим удовольствием вспоминает. Как бишь это называется? Ностальгия, вроде бы! Точно-точно! У него ностальгия! Эх!!!

Продолжая размышлять, он тихонько поднимался по лестнице, направляясь в кабинет к Хозяйке! Да-да, именно в ее кабинете он в прошлый раз придавался своему любимому занятию! И теперь вот планировал коварно повторить все там. Правда, риск получить взбучку был величайший. Но удовольствие того стоило!

Вдруг наглый вампир замер и принял вид изваяния. Не подумайте, что это от большой любви к окружающему интерьеру, просто мимо шествовал Уолтер. Дворецкий шел неторопливо, словно направляясь к Королеве за наградой.

Около лестницы он приостановился, скосил глаза, судорожно вздохнул и продолжил свой путь, словно не заметив вампира. Который, честно говоря, был кричащим алым пятном на темном фоне лестницы. Но Уолтер решительно шагал себе дальше и в скором времени совсем скрылся из виду.

Алукард торжествующе ухмыльнулся, попутно отмечая, что Уолтер классный мужик, и что на него вполне можно положиться. Затем вампир отклеился от стенки, где изображал изваяние и тихонько двинулся себе дальше. Правда, на этот раз чуть быстрее.

Ведь нельзя забывать, что Уолтер не принял никаких активных действий в силу огромной занятости. И что скоро вернется, чтобы поймать обнаглевшего вампира, хорошенько дать пинка и отправиться к Хозяйке с жалобой на несчастного Алукардика. Вот тогда уж будут такие крики и вопли, что бедный вампир ещё минимум неделю будет ходить глухим и бледным. А ведь он и так бледный, куда уж ему, горемычному, дальше-то бледнеть!

Упиваясь жалостью к себе и сетуя на несовершенство мира, он ползком выбрался в коридор. Заветный коридор, который оканчивался хозяйским кабинетом. Что было безумно важно и превращало коридор в важнейший стратегический пункт! Который, без сомнения, находился под неусыпным вражеским контролем!

Начиналось самое интересное. Ибо этот контроль он как раз и собирался преодолеть! Вампир решительно пополз вперед.

Как он и рассчитывал, сей маневр сбил неприятеля с толку, так как, проползя метра три, он заметил в нишах Викторию и Пипа, которые отчаянно целовались и периодически, не отвлекаясь, проверяли обстановку на уровне глаз. О том, чтобы опустить голову и посмотреть на пол, не было и речи! Иначе целоваться уже было бы невозможно!

Посему наглый лазутчик был полностью забыт и предоставлен сам себе, а последний вражеский редут был занят безумно важным занятием! Поцелуями и объятиями! Что играло этому самому лазутчику только на руку! Алукард продолжил свой путь, пакостно хихикая и благодаря Вику и Пипа за оказанную помощь.

До двери оставалось всего ничего, когда Пип и Виктория вытянулись по стойке смирно и отсалютовали Хозяйке! Дело приняло неожиданный поворот! Срочно потребовалась маскировка!

Хозяйка тем временем поговорила с парочкой, затем окинула подозрительным взглядом коридор и, не обнаружив следов наглой нечисти, удалилась в гости к Королеве. Это означало, что вечером ее не будет!

Вика и Пип вернулись к прерванному занятию, а одна из кадок с пальмой, стоявших в коридоре, мстительно захихикала. Такое везение не каждый выходной день выпадало!

Спустя мгновение дверь в кабинет Интегры бесшумно открылась и также бесшумно закрылась, благородно решив не отвлекать Пипа и Вику. Пусть себе детки потешатся!

– Ну, вот и все! Получилось, – гордо вздохнул вампир и начал открывать баночки. Впереди его ждало истинное удовольствие!

Когда вечером Интегра вернулась и увидела виноватые лица Пипа, Вики и Уолтера, она обреченно направилась к себе в кабинет.

Там, среди алой краски, баночек с гуашью и разрисованных обоев, дремал Алукард. А весь кабинет был заляпан любимой алой краской вампира! Хозяйка лишь тихо вздохнула и вышла, прикрыв дверь. С ним она завтра заберется.

А сегодня пусть потешится! Ведь для него нет ничего лучше, чем в выходной день предаться непотребному для вампира занятию – рисованию! И самозабвенно размалевать алой краской кабинет любимой хозяйки! И никакие заслоны ему не страшны! Ибо унего

ВЫХОДНОЙ!

В коридоре заскрипели половицы. Кто-то привычным движением дернул за ручку двери.
Алукард, очнувшись от мечтаний, моментально скинул ноги с хозяйского стола, спрыгнул с хозяйского кресла и встал у окна, имитируя заинтересованность пейзажем вертолетной площадки.
Интегра подошла к столу и хмуро оглядела вращающееся кресло в процессе вращения и грязь от сапог на важных секретных документах.
-Опять сидел?
-Не-а
-Ну ведь сидел же.
-Не, не сидел.
-А если честно, глядя в глаза?
Вампир блеснул очками в сторону хозяйки.
-Не сидел
-В подвале запру.
-Сидел.
Интегра тяжко вздохнула, стряхнула грязь с бумаг, расположилась в кресле и стала читать отчеты, изредка в полголоса выражаясь всякими нехорошими выражениями.
читать дальшеАлукард, слегка обиженный столь малым количеством внимания, уделенным его персоне, еще с минуту глядел в ночную тьму за окном, после чего принялся ходить по комнате, типа рассматривая обои и иногда показывая язык портрету сэра Артура. После пятого круга Интегра обратила таки внимание на вампира, но тут же снова уткнулась в бумаги.
-Чего тебе? ,- спросила она недовольно.
-Да ничего,- пожал плечом Алукард, ясно давая понять, что ему что-то нужно.
-Ну тогда кончай маячить перед глазами,- окончила диалог леди Хеллсинг.
Алукард постоял еще у окна, и, спокойно пройдя по стенке, стал ходить по потолку, внимательно изучая люстру, а заодно и любопытный вид Интегры внизу. Так прошло еще минут пятнадцать. Заметив, что его манипуляции на потолке не дают должных результатов, вампир спустился и сел на край хозяйского стола (если можно назвать краем точку, более близкую к центру, чем к краям), подмяв под себя часть секретных документов, а заодно и часть читаемых Интегрой отчетов. Сэр Хеллсинг выдернула отчет из-под пятой точки Алукарда и вновь погрузилась в чтение. Вампир достал "Кассул" из кармана и принялся полировать его каким-то документом, наугад выхваченным из общей кипы.
Интегра злобно зыркнула и отобрала бумагу, после чего вернулась к прежнему занятию. Алукарда это мало смутило, вынув из пистолета патроны, он принялся строить из них и сигар Интегры некую загадочную конструкцию наподобие карточного домика.
-Вон из моего кабинета!!! - взревел потерявшая терпение Интегра, когда "домик" в седьмой развалился, разметав по всему столу сигары вперемешку с патронами, - Что тебе нужно??!!
-Да так…
-Говори, изверг! И слезь с моего стола!!- леди устало плюхнулась в кресло, опустив занесенный для удара кулак.
-А у меня завтра День Рождения! - счастливо улыбаясь сообщил Алукард,- 568 исполняется,- добавил он, поймав вопросительно-удивленный взгляд Интегры.
-Что правда? 568? Неплохо сохранился! - с уважением произнесла Интегра и вновь уткнулась носом в бумаги.
-И что, даже не поздравишь?
-Поздравляю. Долгих лет жизни, побольше гулей и отца Александра, ну и прочих радостей…
-А подарок?
Интегра подняла глаза и уперлась в красные стекла очков. Алукард сидел совсем в наглую на столе, вплотную придвинув лицо к лицу хозяйки, и неоднозначно улыбался.
-Посмотрим,- уклончиво ответила Интегра, подавив в себе нездоровое желание укусить вампира за нос.
-Посмотрим? А может сейчас?
-Что сейчас? - леди все больше не нравилась его ухмылка.
-Подаришь, - чуть охрипшим голосом ответил Алукард, наклонился и коснулся губами … холодной стали пистолета Интегры, нацеленном ему в рот.
-Подарю, - утвердительно сказала сэр Хеллсинг, - Пулю серебряную, разрывную. В голову.
-Ясно,- понятливо отозвался вампир и быстро скользнул к двери, - Нехорошая ты, злая… И никогда не желала понять чувств своих подчиненных!
-Кто бы говорил! Полицейская уже вторую ночь плачет, после того как ты ей в гроб покойника из морга положил с табличкой: "Место занято. По всем вопросам обращаться в ЖЭУ"!
-Это Бернадотте придумал! - возмутился Алукард,- Я только табличку малевал и морг грабил!
-Иди, иди отсюда, мне работать надо,- махнула на него рукой Интегра.
-Иду, иду. Все время: "Алукард, иди туда!", "Алукард, иди сюда!", "Алукард, пошел вон!". Нет чтобы сказать: "Алукардик, милый мой, хороший. Устал? Заработался? Идем ко мне, я тебе массажик сделаю… Бедный ты мой, никто тебя не любит, монстром обзывают, плащ пулями портят, в подвале по 20 лет держат… Крови принести? Голодный наверное… А хочешь меня укуси! Ты у меня такой красивый, такой умный… "- мечтательно произнес вампир и хлюпнул носом от жалости к самому себе, - Нет! Не говоришь! Бессердечная! Жестокая!
-Зачем же! Я очень добрая, если меня не доводить,- возразила Интегра,- Иди, тебе на задание пора.
Алукард обиженно надулся и вышел (сквозь стену).
"А может я к нему действительно несправедлива?- внезапно пришло в голову леди Хеллсинг,- Может я на него ору слишком часто? А если у него комплекс неполноценности разовьется?! Ужас! Надо будет завтра сделать ему что-нибудь приятное. Праздник ему устрою в честь дня рождения"- немного успокоилась Интегра и с легким сердцем углубилась в отчеты.
* * *
Содержание списка, данного Уолтеру при походе в магазин:
Сок томатный - 2 шт.
Кровь медицинская - 6 шт.
Курица - 2 шт.
Салат - 6 шт.
Торт - 1 шт.
Далее кривым почерком Алукарда:
Виски - 2 шт.
Коньяк - 3 шт.
Водка - 2 шт.
Ликер - 1 шт.
Мартини - 3 шт.
Спирт - 1 шт.

Далее еще более кривым почерком Бернадотте:

Спирт - 2 шт.
Джин - 3 шт.
Водка - ящик
Пиво - 2 ящика

Далее зачеркнутая Алукардовой рукой подпись Интегры: "Последние 10 пунктов не учитывать".
* * *
- Мамоньки! Что делать?! - в ужасе думала Виктория, представляя тонкую улыбку Интегры, заносящей над ней осиновый кол.
Ровно полчаса назад Викторие был вручен список тех, кого надо пригласить, дабы она сбегала на почту и разослала телеграммы. Обычно такие поручения доверяли Уолтеру, но он был занят рубкой и резкой (не гулей, салатов). Бернадотте посылать было рискованно: пропадет еще вместе с телеграммами и деньгами. И все было бы нормально, если бы Виктория не потеряла списка…
-Мамоньки!- еще раз ужаснулась девушка, перед мысленным взором которой пробегали картины расстрела серебряными пулями, отрезания головы и заколачивания гроба, дабы предать ее еще не бездыханное тело матери-земле. Далее она представила себе безутешного Алукарда (почему-то в черной вуали и с зонтиком), льющего горькие слезы над ее могилой, Бернадотте, покрасившего половину косы в траурно-черный цвет, Уолтера, вяжущего ей трикотажный саван в цветочек и раскаивающуюся Интегру, сидящую на танке в купальнике и бронежилете.
-Что за бред?!! - удивилась Виктория, дойдя до сцены похорон в центральном супермаркете,- Вот что значит три дня не спать! Хорошо, хватит паниковать- твердо решила она,- Надо что-то делать.
-Надо разослать приглашения. Но кому? - Виктория мерила шагами комнату, ведя сама с собой беседу, со стороны казавшуюся шизофренической, - Если бы я помнила хоть кого-нибудь из списка!
Задумавшись, Церас остановилась.
-Сделаю так: приглашу всех кого одновременно знает хозяин и я. Если придет кто-нибудь, не входящий в список, Уолтер им вежливо даст пинка под зад. Ура! Придумала! - обрадовалась девушка и опрометью кинулась на почту.
* * *
"Глубокоуважаемый паладин церкви Энрико Максвелл зпт не кажется ли Вам зпт что осенний воздух располагает к посещению поместья Хеллсинг впр Жду Вас сегодня в 2 часа ночи у нас зпт по поводу торжества в честь именин нашего общего знакомого зпт Алукарда тчк"
Посмотрев, достаточно ли витиевато написано, Виктория подумала и приписала: "Интегра Уингейтс Хеллсинг"
Но тут вспомнила, какими радостными были улыбки хозяина и отца Александра при их последней встрече (о том что с теми же улыбками Алукард выпустил в отца Андерсена половину обоймы, а тот оторвал Алукарду голову, она забыла) и приписала еще : "S.: берите с собой преподобного Андерсена тчк"
Адрес: Рим, Ватикан.
Вторая телеграмма содержала следующее: "Господа Валентайны зпт если вы не придете в поместье сегодня в два ночи на день рождения Алукарда зпт то я вам вторично руки-ноги поотрываю зпт остальное завяжу узлом и пущу вниз по Темзе тчк Уолтер С. Долнеас "
Адрес: Лондон, организация "Миллениум".
Со спокойно спящей совестью Виктория отправилась гулять.
* * *
-Что так много гостей будет? - удивился Алукард, окидывая взглядом огромный длинный стол в центре зала.
-Да нет, человека 4-5… - ответил Уолтер, расправляя скатерть.
-А стол такой зачем?
-Приказ сэра Интегры. "Стол бери побольше, чтобы гостям было неудобно друг другу рожи бить, и далеко ножами кидаться". Дословная цитата.
-М-да, в духе Интегры, - согласился вампир,- А кого пригласили?
-Леди Интегра сказала, что список передала Виктории, и зовет только самых близких. Но что-то у меня плохое предчувствие…- хмуро сказал Уолтер, - Да, чуть не забыл : все спиртное на стол ставить? - вспомнил дворецкий, уже собираясь уходить.
-Ты что издеваешься!? - воскликнул Алукард, - Интегра нас прирежет! Ставь под стол.
-Все ставить?
-Все.
* * *
Вечер прошел в предпраздничной суматохе: Виктория развешивала воздушные шарики (черные и красные по настоянию Алукарда), Уолтер ставил на стол салаты (не из гулей, просто салаты), Бернадотте гнал в подвале (комната была одолжена Алукардом для благого дела) самогон, а Интегра курила, бегала и кричала на всех.
* * *
Ровно в два ночи к воротам подъехал экскурсионный автобус, из которого доносилось мычание гулей. Из автобуса, опасливо озираясь по сторонам, выполз Ян Валентайн, за ним браво шагнул Люк, напуская на себя храбрый вид (память об оторванных ногах была еще свежа). Братья подошли к двери и робко постучали. Минуты через две им открыл Уолтер, делая вид, что совсем не удивился и оружия в комнате не забывал.
-Вам кого, молодые лю…э…ди, - презрительно-важно спросил дворецкий.
-Ну, мы это, ну это, на днюху к вампиру,- ответил Ян,- Ты ж нас сам звал, сказал: "ноги-руки вторично пообрываю"…
-Да, да вспомнил. Проходите, - распахнул дверь Ангел смерти, подумав о первых проявлениях склероза.
-А гули вам зачем? - спросил он подозрительно.
-Ну это, это, того, этого, для самообороны! - вспомнил Ян и прошел в дверь.
Люк сделал кривенький реверанс и шмыгнул следом.
Через пять минут в дверь позвонили опять, на этот раз более смело.
Уолтер подошел, посмотрел в глазок, перекрестился и тихонько пошел дальше. Позвонили еще раз.
-Ой, Уолтер, в дверь звонят!- радостно воскликнула Виктория и распахнула створку прежде, чем дворецкий успел ее остановить. Распахнула и чуть не села, уже забыв, кого приглашала.
На пороге стоял сам паладин церкви, глава 13 отдела специальных сил Ватикана, Энрико Максвелл, прибывший самолетом из Рима. За его спиной высилась фигура отца Александра, поблескивавшая очками и крестом.
-Здравствуйте, мы по приглашению сэра Интегры, - любезно начал Максвелл.
-А-а-а, э-э-э, я…
-Позволите нам пройти?
-Д… да! Конечно! - воскликнула Виктория, стараясь не плюхнуться в обморок, чувствуя на себе взгляд отца Александра.
Католики чинно проследовали на второй этаж, оставив за спиной перепуганную Полицейскую и озадаченного Уолтера.
-Этих что, тоже я пригласил? - тихо спросил дворецкий у вампирши.
-Нет, этих не ты, - прошептала Церас
-Ну ладно, а то я уже испугался,- вздохнул с облегчением Ангел Смерти, - Пойдем наверх.
-Там Андерсен!
-Не бойся его. Бойся Интегры: она убивать умеет дольше!- приободрил девушку дворецкий и они пошли к столу.
Тем временем Максвелл и Александр как раз подошли к двери зала и … споткнулись о лежащего пластом Яна. Вампир мило расположился под дверью, заглядывая желтым глазом в щель. Рядом стоял Люк, прижавшись глазом к замочной скважине. Оба брата оценивали ситуацию и решали: идти туда или жизнь дороже, а если идти, то как потом оттуда бежать в случае необходимости.
-Кхе-кхе, - вежливо прокашлялся Максвелл, - Вы позволите?
Люк любезно уступил место у скважины, в которую без промедления вперился зеленый глаз паладина церкви. Со словами "Господь с тобой" Андерсен легонько пнул Яна (от чего тот укатился в другой конец коридора) и занял его место. Но быстро смекнув, что очки мешаются, а без них ничего не видно, отец Александр встал, вытащил нож и просто-напросто пропилил в двери небольшую (относительно) дырочку, в которую и заглянул. Ян вернулся на свое законное место, рядом присоединился Люк, протирая пыль белым пиджаком.
Уолтер и Виктория, поднявшись по лестнице, застали весьма любопытную картину…
-Что-то случилось? Вам чем-нибудь помочь? - с ноткой сомнения в голосе, спросил Уолтер.
-Нет, нет, что Вы! - закивали головами братья Валентайны, вскочив с пола и вытянувшись по стойке смирно.
-Благодарю. Ваша помощь не требуется,- поблагодарил Максвелл и с достоинством потянулся к ручке.
Вдруг замешкавшийся у дырки Александр ойкнул и стал тереть глаз и очки, испачканные чем-то непонятным, отдаленно напоминавшим салат…
За пять минут до этих событий Интегра, Алукард и Бернадотте сидели в зале за столом. Стояла гробовая тишина. Алукард, после полученной оплеухи за отрезанный палец (чужой) в торте, сидел смирно, лишь изредка мрачно поглядывая на Интегру красным глазом. Бернадотте от скуки ковырял ножиком новый узор на скатерти.
Тут, нарушая тишину, в дверь воткнулся острый металлический предмет, который стал с характерным звуком пилить дырку. Когда дыра была готова, в ней появился зеленый глаз, одетый в очко.
Сидящие с любопытством уставились на него.
- Интересно, что это? - поинтересовалась Интегра мрачно.
- Глаз, вроде… - пожал плечами Бернадотте.
- Интересно, а чей? И почему он мою дверь испортил?!
- Ему, видимо, очень хотелось на нас посмотреть - решил Алукард,- Он любознательный.
- Алукард, двинь-ка ему в глаз, за любознательность. Ненавижу когда на меня пялятся! - приказала Интегра.
- Не, так не интересно. Давайте в него салатом кидаться! - предложил не совсем трезвый Пип (свою продукцию он продегустировать он уже успел).
Алукард с готовностью схватил ложку и зарядил ее порядочной порцией салата. Заряд шлепнулся в пяти сантиметрах от цели. Бернадотте тоже вооружился ложкой и оливье.
По мере убывания содержимого салатницы и увеличения загрязненности двери, Интегрой начинало овладевать нетерпение.
"Ну когда они попадут-то?"- думала она и, не выдержав, встала.
- Мазилы. Элитные бойцы называется! В глаз с пяти метров салатом попасть не могут! - возмутилась сэр Хеллсинг и взяла ложку, - Смотрите, как надо!
Черпнув оливье, Интегра прищурилась, прицелилась, согнула орудие и затаила дыхание. С еле слышным дребезжанием ложка разогнулась. Салат со свистом пересек комнату и влетел прямо в дырку на двери, увлекая за собой в пространство зеленый глаз и его обладателя, то есть отца Александра.
Гордая собой, Интегра прошествовала до своего места. Из-за двери послышался топот, истошный вопль, мат, ругань и реплики Уолтера.
Тем временем возле лестницы…
Лишенный зрения на правый глаз, преподобный Андерсен принялся протирать очки, одновременно двигаясь куда-то в бок и наступив при этом Яну на обе ноги. Последовал жалобный вопль и обильный поток нецензурной лексики.
- Не сметь материться на территории поместья Хеллсинг! - взревел оскорбленный Уолтер, тряся младшего Валентайна за шиворот.
- Ах ты, поганец! - в свою очередь отреагировал на нецензурщину Александр и кинулся на несчастного Яна с ножами.
- Только попробуйте тронуть моего брата!
Зубы Андерсена сомкнулись на дуле дробовика Люка.
- Это покушение на католическую церковь! - возопил Максвелл и занес кулак над Люком.
- Что у них там происходит? - полюбопытствовал Бернадотте, прислушиваясь к шуму.
- Иди, проверь, - приказала Интегра.
Пип не спеша, встал и раскрыл дверь.
Взору открылась скульптурная композиция из шести фигур: Виктория, опускающая базуку на голову Александра, Уолтер, с наслаждением набивающий лицо Люку, и Ян, упоенно трущий Максвелла носом о стену. Заметив, что на них смотрят, все шестеро отпустили друг друга из "дружеских" (а для кого и почти смертельных) объятий и сделали вид, что ничего не произошло.
- Прибыв по вашему приглашению, госпожа Интегра, спешу поздравить Алукарда с днем рождения,- важно сказал Максвелл, безуспешно пытаясь приклеить на место оторванный манжет, протянул букет белых роз (четное количество).
Пока леди Хеллсинг отскребала челюсть от стола, гости, уже заметно помятые и побитые, смущенно ввалились в зал.
С радостным воплем Алукард слетел с места, завидев отца Александра, несущегося с подобным же криком по помещению в его сторону. Громко расхохотавшись, Алу в полете достал Кассул и Шакал и … оба противника свалились, связанные по рукам и ногам Уолтером.
Под негодующие протесты связанных их усадили (не развязывая) по разные концы стола.
Ян и Люк, чувствуя себя в безопасности только рядом друг с другом, передвинули свои стулья поближе и тихонько замерли. Виктория, положив базуку неподалеку (на всякий случай), присоседилась у Уолтеру. Дворецкий с подозрением косился на Максвелла, придвигающегося к Интегре. Леди Хеллсинг с сомнением смотрела на католика и отодвигалась в том же темпе, в котором двигался его стул. Завершив полный круг вокруг стола, главы организаций остановились. Над столом нависла неловкая тишина.
-Похохайхе меха! - промычал Алукард сквозь забитый кляпом рот.
-Что? - не понял Бернадотте.
-Похохайхе.
-Чё?
-По-хо-хай-хе меха!!
Не выдержав, Виктория, с опаской поглядывая на Интегру, выдернула кляп из зубов вампира.
-Поздравляйте меня!!!!!! - обрадовано гаркнул тот.
-Дорогой Алукард, поздравляю тебя с праздником. Вся организация "Искариот" желает тебе "доброго здравия", "долгих лет жизни", личных "успехов" и "побед" - поднял свой стакан с чаем Энрико Максвелл (спиртное на столе Интегра строго запретила) и немного покривил душой.
Все чинно чокнулись чаем и кровью (кроме связанных Алукарда и Андерсена, восторженно пялящихся друг на друга). Последовали еще поздравления имениннику, тарелки заполнялись остатками салата и курицей. Люк пытался завести с Уолтером светскую беседу, Ян жевал петрушку, Виктория поила Алукарда кровью через трубочку, Андерсен пытался одними зубами без помощи рук откусить кусок куриной ноги. Глава 13-ого отдела специальных сил Ватикана оказывал всяческие знаки внимания Интегре, хмуро уткнувшейся в чашку с чаем. А под столом гуляли бутылки… Как только Интегра моргала или отворачивалась, та или иная рука с бутылкой поднималась из-под скатерти и тут же пряталась назад.
Уже достаточно поддатый Алукард (их с Александром развязали про честное слово) в наглую выставил перед собой ряд спиртных напитков.
Зазвонил телефон.
-Это Вас, сэр, - не совсем твердым голосом объявил Уолтер.
Интегра подошла к трубке.
В ту же секунду вампир подлетел к ее месту и стал щедрой рукой лить в кружку водку. Коньяк, джин, спирт, ликер, мартини, и виски, тщательно перемешивая все ложечкой.
Сэр Хеллсинг вернулась, и, под всеобщие любопытно-выжидающие взгляды, взялась за чашку, отметив про себя заметно поднявшийся уровень жидкости. Все затаили дыхание. Леди Интегра хлебнула - все в ужасе сползли под стол. Леди Интегра в недоумении замерла - у Андерсена началась истерика. Леди Интегра вопросительно взглянула на Уолтера - тот незаметно перекрестился.
-Что это за чай?
-Новый цейлонский сорт.
-Отличная штука! Бодрящий такой… Покупай его почаще. - Похвалили сэр Хеллсинг и принялась допивать адскую смесь.
Над столом повисла шокированная тишина.
3. 00
Полупьяная Интегра развалилась на стуле, вытянув ноги. Но ноги не вытягивались: им что-то мешало. Леди взглянула под стол и узрела целую батарею стеклотары, занимавшую все пространство под толом. Вторая часть "батареи" расположилась на столе.
4.00
Атмосфера за столом потеплела.
4.30
Атмосфера за столом дружеская.
4.40
Атмосфера все теплела и теплела…
4.45
Атмосфера накалялась.
4.50
Интегра влезла на стол и под свист Максвелла и аккомпанирующее пение братьев Валентайн, стала танцевать стриптиз. Ее хватило на снятие пиджака, после чего глава организации Хеллсинг, под действием алкоголя плюхнулась на стол, да так там и уснула. Андерсен требует продолжения банкета. Бернадотте играет на баяне.
4.55
Виктория Яну: "Ты меня уважаешь?"
5.00
Шатающийся Уолтер побрел по направлению к автобусу Валентайнов рубить салаты. На этот раз из гулей.
5.10
Алукард и отец Александр на спор вешаются на люстре. Пьяные войска организации (они тоже праздновали) гуляют по Лондону, как крондштатские матросы по Питеру. Максвелл домогается до проснувшейся Интегры. Люк ползет спасать своих гулей. Ян и Виктория пьют на брудершафт. Повешенный Алу пинает Максвелла. Бернадотте спит.
5.30
Бутылки, разгром, храп…
Интегра разлепила глаза и схватилась за раскалывающуюся от боли голову.
- Что вчера было? - задала она риторический вопрос охрипшим голосом.
Только после пары глотков из отобранной из чей-то руки бутылки, она смогла оглядеться.
Картина поражала воображение: на люстре, покачиваясь под скрип веревок, висели Алукард и отец Александр, тоже начинавшие просыпаться. В сторонке валялся Энрико Максвелл в обнимку с Люком. Виктория полу вывалилась из разбитого окна. На улице догорал автобус Валентайнов.
Еле стоя на ногах, Интегра начала пробираться сквозь завалы бутылок к двери.
-А ниче отметили! Надо будет вместе еще Новый год спраздновать, - послышался сверху голос Алукарда.
-Что я здесь делаю?! - громко удивился Максвелл - И что вчера было?!
За окном щебетали птички…

Сразу хочу сказать, что фанфик не мой. Про ограничения на распространения ничего не нашла, но решила, что это интересно.

Written by: СмертьЪ
От автора: Внимание! Много хестокости + хентай!

Я стою у окна и смотрю на город, окутывающийся сумерками. Восходит луна. Я всегда любила это время, когда она восходит. Я люблю время восхода и самое темное время – 3 часа ночи. Время Дьявола. Луна взошла. Я кручу в руках высокий бокал с красной непрозрачной жидкостью. Бокал запотел, т.к. жидкость теплая, а руки у меня – нет.

- Здравствуй. Твои манеры… Когда входишь в помещение, а тем более к даме полагается снять шляпу.

Шорох – это шляпа моего гостя улетела куда-то в угол.Мою обнаженную спину холодит два ствола.

- О! Старые знакомые – Шакал и Коссул. Ты же знаешь, я их не боюсь. – Я действительно их не боюсь, но от их прикосновения слегка начинают ныть два шрама. Обе пули прошли навылет и обе совсем близко от сердца. Два маленьких, почти незаметных шрамика – напоминание о дне, когда мы первый раз встретились. Было забавно смотреть на твоё удивленное лицо, когда отверстия от пуль заросли в одно мгновение, а я с улыбкой поднялась с земли. Жаль, я не видела твоих янтарно-красных глаз, скрытых очками.

- Я знаю… - Голос тихий, вкрадчивый.

- Как твои подружки? – Я имею в виду его хозяйку – эту белокурую девчонку. Я знаю, снаружи она настоящая стерва, но внутри неё все еще живет тринадцатилетняя девчушка. И его детище – рыжую девственницу, которая обожает его больше всего на свете.

- Ты это специально спрашиваешь? – Я знаю, что он ехидно улыбается.

- Да… - Врать нам не обязательно.

- Хорошо. Обе живы и здравствуют.

- Это прекрасно. Знаешь, Алукард, мне всегда было интересно. Тебя окружают лучшие женщины, люди и нелюди. Только помани их пальцем – они твои и телом, и душой… Но ты приходишь ко мне. Почему? – Я спрашиваю, но не знаю до конца: хочу ли услышать ответ.

- Именно. – Долгая пауза. Вампир думает. – Ты же знаешь, что я всегда искал себе сильного противника. Ты… Ты слишком сильна для меня, поэтому драться с тобой я вряд ли буду, а вот… Тем более, даже после всего – ты никогда мне не покоришься, а мне бы этого хотелось.

- То есть, это не навящевая попытка завоевать меня не боем, а другим. – Подвожу я итог.

- Да.

- Но ты же знаешь, что этого никогда не будет.

- У нас впереди вечность, ты же знаешь. – Вампир демонически смеется.

Я слышу приглушенный ковром грохот – это Косул и Шакал. К моей спине прикасаются его ладони. Моя кожа холодит его холодные руки, а меня они обжигают. Его губы прикасаются к крестцу, холодное дыхание так же обжигает, я вздрагиваю и поворачиваюсь. Алукард стоит передо мной на коленях, его очки на кончике носа и он смотрит мне в глаза. У него красивые глаза – янтарно-кровавые, цвет заходящего солнца. Мои не такие – белок и сплошной черный зрачок без радужки. Я прижимаю его голову к своему упругому, подтянутому животу – очки трескаются и разлетаются на куски. Осколки прорезают натянутую ткань моего вечернего платья и впиваются в плоть. Глаза вампира загораются при виде кровь. Он аккуратно вытаскивает осколки и слизывает кровь. Но, мои раны уже затянулись. Прямой сжатой ладонью, словно кинжалом, он распарывает платье от разреза на бедре до декольте, оно слетает ненужной тряпкой. Я слышу прерывистое дыхание Алукарда, его тело мелко подрагивает. Он встает с колен и возвышается надо мной неприступной башней. Я провожу руками по его одежде и она распадается в пепел. У Алукарда округлились глаза, да – такого фокуса я ему еще не показывала. Он наклоняется и впивается зубами мне в ключицу. Я же втыкаю пальцы на две фаланги в его спину. По кварталу разносится наш общий звериный рык от удовольствия, смешанного с болью. Да, мы не люди, поэтому можем любить друг друга очень жестоко. Эта та сладкая боль, которая приносит удовольствие. Ощущение могущества. Я была с разными мужчинами, но после такой любви они либо умирали, либо я не получала должного удовольствия. Алукард подхватывает меня под ягодицы, а я обвиваю ногами его талию. Его мужское естество с силой вторгается в меня. Удар на столько сильный, что выступает кровь. А дальше начинается бешеная гонка на выживание. Лаская мою грудь, Алукард прокусывает кожу, я же в свою очередь так сильно обнимаю его, что ломаю ему несколько ребер. Наши стоны перемешивают с животным рычанием и редкими вскриками боли. Он швыряет меня на кровать и наваливает следом, кажется у меня тоже что-то ломается. Алукард вновь с силой входит в меня, я выгибаюсь до предела, так, что позвоночник хрустит. Еще несколько резких движений и обжигающе-ледяная струя взрывается во мне. А меня пробивает незабываемый оргазм.Когда всё кончено мы просто лежим рядом. Все раны уже зажили. После удовлетворения первой первобытной звериной страсти Алукард становится нежным и ласковым. Я думаю, что никто его таким никогда не видел. Он гладит руками моё обнаженное тело, шепчет какие-то глупые слова на разных языках, я запускаю руки ему в волосы и улыбаюсь. Затем он нависает надо мной и целует в губы. Эти поцелуи бывают очень редкими, но они стоят того. В эти короткие моменты наши сознания с ним сливаются. Когда мы оба полностью успокаиваемся, Алукард уходит на задание. А я на охоту. Он знает о том, что я пью кровь не только людей, но и вампиров. И он так же знает, что мне нужна только свежая теплая кровь. А я знаю, что он не может обходится без меня и выполнять задания, я даю ему силы. Я, хоть, и сильнее его, но только со мной он может почувствовать себя сильным. Я накидываю на плечи невесомую, прозрачную шаль – этот предмет не из этого мира, а в небе тучи составляют моё имя – подарок Алукарда - Смерть. Когда я читаю это, то улыбаюсь и знаю, что он в этот момент улыбается тоже.